Единственный выход для него — быть тише воды,
ниже травы, и сделать все возможное, чтобы не допустить названных нами людей к
скамье присяжных.
— У меня есть ещё кое-кто на примете, — говорю
я. — Давай часов до десяти поохотимся, а потом встретимся в конторе. Лады?
— Лады, — усталым голосом отвечает Дек,
актерское мастерство которого растет с каждой минутой.
Мы вешаем трубки, и четверть часа спустя
звонит мой телефон. Смутно знакомый голос произносит:
— Могу я поговорить с Руди Бейлором?
— Я у телефона.
— Это Билли Портер. Сегодня вы заезжали в наш
магазин.
Билли Портер — белый мужчина, который ходит на
службу в галстуке и занимает пост менеджера в одном из магазинов «Вестерн авто»
[9].
По нашей десятибалльной шкале он едва тянет на единицу. Он нам ни за какие
коврижки не нужен.
— Да, мистер Портер, спасибо, что позвонили.
На самом деле это Мясник. Он согласился
поучаствовать в нашем розыгрыше. Рядом с ним Дек; они сейчас, должно быть,
прижимаются друг к другу в тесной будке, пытаясь согреться. Мясник, расчетливый
профессионал, уже побывал в магазине «Вестерн авто» и посоветовался с Портером
насчет зимних покрышек. Он старательно имитирует его интонации. Больше они
никогда не встретятся.
— Что вы от меня хотели? — ворчливо спрашивает
Билли-Мясник. Мы уговорились, чтобы поначалу он держался поершистей, но быстро
оттаял.
— Видите ли, я хотел поговорить с вами о
судебном процессе. Вам должны были прислать повестку. Я адвокат одной из
сторон.
— А… это не противозаконно?
— Нет, все нормально, но только лучше никому
не говорите. Дело в том, что я представляю женщину, сына которой угробила
страхования компания «Прекрасный дар жизни».
— Угробила?
— Ну да. Парнишке требовалась срочная
операция, а эти мерзавцы отказали ему в деньгах на лечение лейкемии. Три месяца
спустя он скончался. Мы подали иск. Мы очень рассчитываем на вашу поддержку,
мистер Портер.
— Да, ужасный случай.
— Самый трагичный за всю мою практику, мистер
Портер, а я их немало перевидал. На этом «Прекрасном даре жизни» пробы негде
ставить, извиняюсь за выражение. Они уже предложили двести тысяч баксов отступных,
но мы хотим взгреть их по-настоящему. Мы хотим добиться компенсации ущерба в
огромных размерах, и для этого нам нужна ваша помощь.
— А вы уверены, что меня изберут? Мне
вообще-то нежелательно работу пропускать.
— Мы должны выбрать двенадцать человек
примерно из семидесяти — вот пока все, что могу вам сказать. Пожалуйста,
помогите нам.
— Хорошо. Я сделаю все, что в моих силах. Но
только слепым орудием ни в чьих руках я быть не желаю — зарубите это себе на
носу.
— Да, сэр. Спасибо.
* * *
Дек возвращается в контору, и мы съедаем по
сандвичу. Еще дважды затем он отлучается и звонит мне из автомата. Мы
подбрасываем в топку ещё несколько имен людей, с которыми якобы говорили, и
которым теперь не терпится наказать «Прекрасный дар жизни» за совершенное
злодеяние. Мы усердно стараемся создать у наших слушателей полное впечатление,
будто мы только и делаем, что обиваем пороги возможных членов жюри, нарушая все
мыслимые каноны профессиональной этики. И эта мышиная возня, за которую меня
должны бы на всю оставшуюся жизнь отлучить от адвокатской деятельности,
происходит накануне того самого дня, когда все получившие повестку кандидаты
должны впервые появиться в зале суда!
Из шестидесяти с лишним людей, которые
преодолели бы первое отборочное сито, мы ухитрились набросить тень сомнения на
добрую треть. Причем в это число попали почти все из тех, кого мы больше всего
опасались.
Держу пари, что этой ночью Лео Драммонд не
сомкнет глаз.
Глава 42
Первые впечатления зачастую играют решающую
роль. Кандидаты в присяжные собираются в зале от половины девятого до девяти
утра. Они нервно минуют деревянные двустворчатые двери, потом робко шаркают по
проходу, озираясь по сторонам и едва ли не с трепетом рассматривая непривычную обстановку.
Для большинства из них это первое посещение зала суда. Мы с Дот сидим вдвоем
бок о бок за нашим столом, глядя, как заполняются людьми обитые мягкой тканью
скамьи со спинками. Судейское место у нас за спинами. Передо мной на столе один
лишь блокнот и больше ничего. Дек устраивается на стуле возле барьера, за
котором рассаживаются кандидаты в присяжные. Мы с Дот перешептываемся, я
пытаюсь улыбаться. Я отчаянно храбрюсь, но все поджилки трясутся, а под
ложечкой неприятно сосет.
За столом защиты через проход от нас —
обстановка совершенно противоположная. Там восседают пятеро закованных в черное
людей с каменными физиономиями, а стол полностью загроможден какими-то
бумагами.
Я разыгрываю карту «Давид против Голиафа», и
игра уже начинается. Будущим присяжным первым делом бросается в глаза, что
противник во много раз превосходит нас числом, амуницией и богатством. Эта
бедняжка, моя клиентка, что испуганно жмется ко мне — такая хрупкая и
беззащитная! Куда нам тягаться с этими напыщенными толстосумами!
Только теперь, когда сроки предоставления
документов суду истекли, я окончательно убедился в том, насколько ни к чему
было «Трень-Брень» отряжать целых пятерых своих адвокатов на защиту
«Прекрасного дара». Причем — далеко не худших. Просто удивительно, неужели сам
Драммонд не понимает, насколько неблагоприятное впечатление производит их
команда на будущих присяжных? Наверняка у его клиента совесть нечиста, коль
скоро защищать его от одного-единственного меня собирается целая армия!
Сегодня утром ни Драммонд, ни его лизоблюды со
мной не разговаривают. Мы, правда, носом к носу не сталкиваемся, но
презрительные взгляды и брезгливые усмешки недвусмысленно говорят мне: эти
честные и благородные люди возмущены моим недостойным поведением. Попыткой
закулисных переговоров с присяжными. Драммондовцы настолько шокированы, что не
знают, как со мной быть. После прямого воровства из кармана клиента, попытка
сговора с кандидатами в присяжными — должно быть, самый смертный грех, который
способен совершить адвокат. Сродни тому, чтобы установить подслушивающее
устройство в телефонный аппарат противника. Вот почему мне смешно читать на их
постных рожах праведное возмущение.
