— Еще бы, черт возьми!
— А вот мне кажется, что вы с ним общались, —
брызжет слюной Драммонд; он уже не владеет собой. Не успеваю я возразить и не
успевает Киплер призвать к порядку, как мистер Билли Портер, не помня себя,
срывается с места, тигром сигает прямо на великого Лео Ф. Драммонда и
грабастает его за грудки.
— Не смей обвинять меня во лжи, ублюдок
хренов! — вопит Портер, хватая Драммонда за горло. Адвокат переваливается через
барьер, его ноги в лакированных туфлях потешно дрыгают в воздухе. Женщины
визжат. Присяжные вскакивают с мест. Портер, оседлав лежащего Драммонда,
мутузит его по щекам, а адвокат лягается и слепо машет кулаками, пытаясь
нанести противнику хоть один удар.
Т. Пирс Морхаус и М. Алек Планк-младший
спрыгивают с кресел и первыми ввязываются в сечу. Остальные следуют за ними.
Двое мужчин из числа присяжных разнимают драчунов. Пристав тоже тут как тут.
Я сижу на месте, упиваясь невиданным зрелищем.
Киплер добирается до ристалища, когда бойцы уже растащены. Из-под скамьи во
втором ряду извлекают лакированную туфлю и возвращают изрядно помятому Лео,
который пытается привести себя в порядок, не спуская опасливого взгляда со
своего противника. Билли Портер, которого держат за руки сразу четверо, ещё
пыхтит, но боевой пыл его, похоже, немного поугас.
Профессиональные консультанты по подбору
присяжных шокированы. Их компьютерные разработки уничтожены. Заумные теории
разбиты в пух и прах. На данном этапе толку от них как от козла молока.
После непродолжительного перерыва Драммонд
вносит ходатайство о роспуске всего состава кандидатов в присяжные. Киплер
отказывает наотрез.
Просьбу мистера Билли Портера уваживают, и он
покидает зал, свирепо вращая глазами. На мой взгляд, он ещё жаждет крови
Драммонда. Ничего, может, подождет адвоката снаружи, чтобы добить без помех.
* * *
До обеда мы сидим в кулуарах, верша
утомительную процедуру по окончательному выбору жюри присяжных. Драммонд со
своими головорезами решительно отвергают кандидатуры всех людей, имена которых
всплывали в наших с Деком вчерашних телефонных переговорах. Адвокаты
«Трень-Брень» по-прежнему свято убеждены, что мы не только склонили их к
сотрудничеству, но и каким-то невероятным образом убедили держать языки на
привязи. Адвокаты настолько озлоблены, что даже не косятся в мою сторону.
В результате я получаю жюри, о котором и
мечтать не мог. Шестеро темнокожих женщин, причем все — матери. Двое
афро-американцев: один — выпускник колледжа, второй — инвалид, бывший
шофер-дальнобойщик. Трое белых мужчин, двое из которых — профсоюзные деятели, а
третий живет всего в четырех кварталах от Блейков. И одна белая женщина,
супруга богатого торговца недвижимости. Отвести её кандидатуру я не мог, но это
меня не слишком огорчает. Для вынесения вердикта достаточно всего девяти
голосов из двенадцати.
В четыре часа пополудни Киплер оставляет в
зале новоиспеченных присяжных, и они приносят присягу. Судья поясняет, что
судебный процесс начнется через неделю. Присяжным строжайше запрещено обсуждать
его перипетии с кем бы то ни было. Затем Киплер добавляет нечто такое, от чего
я сперва прихожу в ужас, но уже в следующее мгновение мысленно возношу ему
хвалу. Он спрашивает меня и Драммонда, не желаем ли обратиться к присяжным с
несколькими словами. Просто так, не для протокола.
Разумеется, я не готов к такому повороту
событий, и прежде всего потому, что никогда о чем-либо подобном не слыхивал. И
тем не менее бесстрашно подхожу к скамье присяжных. Я рассказываю им о Донни
Рэе, о злополучном страховом полисе, и совсем кратко высказываю свои
соображения о неправоте «Прекрасного дара жизни». Я укладываюсь в пять минут.
Драммонд в свою очередь подходит к скамье, но
даже слепому видно, насколько он здесь непопулярен. Он извиняется за неприятный
эпизод, однако имеет глупость переложить вину за случившееся на Портера. Его
самомнение и чванливость воистину безграничны. Драммонд излагает свою версию
событий, заверяет, что сожалеет по поводу смерти Донни Рэя, но тут же
добавляет, что винить в этом его клиента — верх нелепости.
Я внимательно наблюдаю за его парнями и за
представителями «Прекрасного дара». Они сидят, не смея дохнуть, и это бросается
в глаза. Имеющиеся в их распоряжении факты и документы подтасованы. Жюри на
стороне истца. Судья — лютый враг. А Драммонд — единственная надежда, — не
только опростоволосился перед присяжными, но ещё и по морде получал.
Киплер возвещает об окончании заседания, и
присяжные отправляются по домам.
Глава 43
Через шесть дней после выбора жюри присяжных и
за четыре дня до начала процесса в нашу контору звонит какой-то адвокат из
Кливленда и выражает желание переговорить лично со мной. Поскольку ни с одним
кливлендским адвокатом я не знаком, меня тут же охватывают подозрения, и мой
разговор с этим парнем длится ровно столько времени, сколько уходит на то,
чтобы выведать, как его зовут. Я трачу на это около десяти секунд, после чего
обрываю адвоката на полуслове и громко (чтобы слышал Дек) кричу, что нас
разъединили. В последнее время это почему-то происходит довольно часто. Дек
включает магнитофон в режим записи, мы снимаем трубки со всех трех телефонных
аппаратов, и я сломя голову несусь на улицу к своему «вольво». Мясник уже
проверил мой автомобильный телефон, который, к моему удивлению, не снабжен
подслушивающим устройством. С помощью телефонного справочника я быстро нахожу нужный
номер и перезваниваю в Кливленд сам.
Все эти хлопоты окупаются сторицей.
Зовут адвоката Питер Корса. Он
специализируется по трудовому праву, всевозможным нарушениям трудового
законодательства, а в данном случае представляет интересы молодой женщины по
имени Джеки Леманчик. Она недавно сама обратилась к нему после того, как
внезапно без всякой видимой причины лишилась работы в страховой компании
«Прекрасный дар жизни», и вот теперь они затевают против компании иск сразу по
нескольким пунктам и рассчитывают на приличную компенсацию. Оказывается, никуда
из Кливленда Джеки Леманчик не уезжала, а просто перебралась в новую квартиру,
причем телефон свой попросила в справочниках не указывать.
Тогда я рассказываю Корсе, сколько времени
потратил на поиски Джеки Леманчик, обзвонив едва ли не весь Кливленд. Я не
скрываю, что Ричард Пеллрод из «Прекрасного дара жизни» сказал мне, что Джеки
вернулась к себе домой, в родной город где-то на юге Индианы.
Это вранье, говорит Корса. Никуда она из
Кливленда не уезжала, а просто затаилась на время.
И излагает мне на редкость пикантную историю,
не скрывая подробностей.
