Оказывается, клиентка его состояла в
сексуальной связи сразу с несколькими из своих боссов. По словам Корсы, дамочка
на самом деле очень привлекательная. Ее карьера и размеры жалованья напрямую
зависели от желания запрыгнуть в ту или иную постель.
Однажды она дослужилась даже до поста старшего
инспектора по исковым заявлениям, однако вскоре его лишилась. Причиной послужил
разрыв отношений с Эвереттом Лафкином, вице-президентом по искам, типичным
хорьком, падким до всевозможных сексуальных вывертов.
Я спешу согласиться: Лафкин с виду и впрямь —
вылитый хорек. Я допрашивал его четыре часа, а на следующей неделе, когда он
займет место свидетеля в суде, спущу с него три шкуры.
В основу их иска против «Прекрасного дара
жизни» лягут сексуальные домогательства и прочие правонарушения, но Джеки
Леманчик известны также многие сомнительные делишки, творившиеся в отделе, где
она служила. Все-таки спала она не с кем-нибудь, а с самим вице-президентом по
искам! По его словам, компанию ждет не один судебный процесс.
Наконец я задаю главный вопрос:
— Она согласится выступить свидетелем?
Корса точно не знает. Вполне возможно. Дело в
том, что его клиентка запугана. На карту поставлены репутации серьезных людей,
за спиной которых — большие деньги. А в данное время она вообще проходит курс
лечения.
Корса соглашается предоставить мне возможность
переговорить с Джеки Леманчик по телефону, и мы уговариваемся, что я перезвоню
ему поздно вечером из дома. Я поясняю, что на службу мне лучше не звонить.
* * *
Я не могу думать ни о чем, кроме предстоящего
суда. Когда Дек куда-нибудь уезжает, я слоняюсь по опустевшей конторе,
разговаривая сам с собой, доказывая присяжным, какие сволочи собрались в
«Прекрасном даре жизни», вызывая для перекрестного допроса враждебных
свидетелей, деликатно допрашивая Дот, Рона и доктора Корда, вдохновенно взывая
к жюри в своем душещипательном заключительном обращении. Я до сих пор испытываю
сложности, прося присяжных присудить десять миллионов долларов в качестве
компенсации ущерба, сохраняя при этом невозмутимое выражение. Будь мне уже лет
пятьдесят и пройди я через горнило сотен процессов, тогда, возможно, я имел бы
право просить у жюри десять миллионов. Но для юнца, всего девять месяцев назад
окончившего юридический колледж, это кажется не только неэтичным, но и
откровенно нелепым.
И все же я к ним обращаюсь. В конторе, в
машине, а особенно — дома, нередко в два часа ночи, когда ворочаюсь в постели,
не в состоянии сомкнуть глаз. Я обращаюсь к присяжным, к двенадцати лицам,
которые теперь могу отождествить с конкретными именами, к замечательным честным
людям, которые слушают меня, кивают и ждут не дождутся, пока им наконец
позволят уединиться в своей комнате и вынести справедливый вердикт.
Я вот-вот наткнусь на золотую жилу, на глазах
у всех растопчу и размажу по стенке «Прекрасный дар жизни», и я почти все время
мучительно борюсь с собой, превозмогая эти мысли. Это чертовски сложно.
Неоспоримые факты, жюри присяжных, судья, перепуганные адвокаты «Трень-Брень».
Все идет к тому, что мне обломится чертова уйма денег.
А значит — что-то должно случиться.
* * *
Разговор с Джеки Леманчик длится около часа.
Временами голос её звучит твердо и уверенно, но иногда сбивается на еле слышный
лепет. Она без конца повторяет, что совершенно не собиралась спать со всеми
этими мужчинами, но другого выхода не было. Она разведена, в одиночку растит
двоих детей.
Она согласна приехать в Мемфис. Я предлагаю
оплатить ей не только билет на самолет, но и все расходы, и мне удается убедить
её, что моя фирма крепко стоит на ногах. Джеки берет с меня обещание, что её
выступление на суде должно стать полной неожиданностью для «Прекрасного дара
жизни».
Она и правда до смерти запугана. Что ж,
неожиданность так неожиданность — я не против.
* * *
Весь уик-энд мы почти не вылезаем из конторы
и, лишь изредка прерываясь на кратковременный сон дома, снова, как заблудшие
овцы, возвращаемся на работу.
Редкими минутами расслабления я обязан Тайрону
Киплеру. Сотни раз я мысленно возносил ему хвалу за заблаговременный подбор
присяжных и за предоставленную мне возможность выступить перед ними с
неформальным обращением. Доселе никогда не стоявший перед жюри присяжных, я
безумно страшился неведомого. Теперь же я всех их знаю не только по именам и в
лицо, но и общался с ними, не прибегая к помощи записей. Контакт между нами
установлен. Я пришелся им по душе. В отличие от моего противника.
Зеленый и необстрелянный, в глубине души я
рассчитываю, что в трудную минуту судья Киплер придет ко мне на выручку.
Мы с Деком прощаемся около полуночи в
воскресенье. Я выхожу на улицу, чуть припорошенную снегом. Легкий снегопад в
Мемфисе как правило означает закрытие школ и многих учреждений на целую неделю.
Город до сих пор не удосужился приобрести хоть один снегоочиститель. Частица
меня мечтает о сильнейшей метели и о переносе процесса. Другая частица
стремится покончить с ним как можно скорее.
К тому времени, как я добираюсь до дома,
снегопад прекращается. Я опорожняю две бутылки теплого пива и молю Бога, чтобы
он ниспослал мне сон.
* * *
— Есть у кого замечания? — обращается Киплер к
своим довольно помятым собеседникам. Я сижу бок о бок с Драммондом, и мы
смотрим через весь стол на его честь, восседающего лицом к нам. Глаза мои
саднит после почти бессонной ночи, голова раскалывается, а мысли мелькают,
словно в калейдоскопе.
Я поражен, насколько измочаленным выглядит
Драммонд. Для парня, проведшего в судебных залах большую часть жизни, вид у
него на редкость потрепанный. Замечательно. Надеюсь, что и он весь уик-энд
вкалывал, не покладая рук.
— Мне ничего в голову не приходит, —
чистосердечно признаюсь я. Обычная история — на наших встречах в узком кругу я
почти не раскрываю рта.
Драммонд молча мотает головой.
— Можем ли мы оговорить приблизительную
стоимость операции по пересадке костного мозга? — интересуется Киплер. — Если
да, то Гаскина в качестве свидетеля можно не вызывать. По моим сведениям,
подобная операция стоит около ста семидесяти пяти тысяч.
— Я не возражаю, — быстро говорю я.
Адвокаты ответчика заработают больше, если им
удастся снизить эту сумму, однако Драммонда это мало интересует.
— Да, вполне приемлемо, — безучастно говорит
он.
— Значит ли это, что вы согласны? — уточняет
Киплер.
— Да.
