Разумеется, я спланировал это заранее.
Надеялся столь драматичным образом завершить допрос Рейски. Но того, что
случится дальше, предвидеть я не мог. Миссис Беверди Хардэвей, коренастая темнокожая
женщина пятидесяти одного года, наша присяжная номер три, которая сидит в
середине первого ряда, услышав абсурдное заявление Рейски, от неожиданности
громко прыскает.
Смех звучит с ошеломляющей внезапностью и тут
же обрывается. Провинившаяся женщина обеими руками зажимает рот, стискивает
зубы и испуганно оглядывается по сторонам. Тело же её продолжает сотрясаться от
сдавленного смеха.
К огорчению миссис Хардэвей и великой моей
радости, смех её оказывается заразительным. Сначала смешинка попадает в рот
мистеру Рэнсону Пелку, который сидит прямо за спиной хохотушки. Затем хихикать
начинает миссис Элла Фей Солтер, сидящая по соседству с миссис Хардэвей. Тут же
смех подхватывает ещё кто-то, и в следующее мгновение от хохота покатываются
уже буквально все присяжные. Некоторые, правда, поглядывают на миссис Хардэвей
с мягкой укоризной. Остальные же смотрят на Рейски, пожимают плечами и
недоуменно качают головами.
Рейски предполагает худшее; что именно он —
причина этого пандемониума. Повесив голову, он понуро разглядывает пол.
Драммонд строит хорошую мину при дурной игре, делая вид, что ничего не
случилось. Его боевых орлят не видно — все сидят, попрятав носы и уткнувшись в
свои записи. Олди с Андерхоллом сосредоточенно приводят в порядок дружно развязавшиеся
шнурки на туфлях.
Киплера тоже разбирает смех. Он дает всем
высмеяться всласть, затем, дождавшись, пока шум поутих, стучит молоточком, как
бы желая официально зафиксировать: да, показания Пейтона Рейски и в самом деле
развеселили присяжных.
Все это занимает считанные мгновения. Нелепый
ответ, внезапный смешок, испуг, хихиканье и хохот, осуждающие покачивания
головами. Но на лицах некоторых присяжных я читаю облегчение. Как будто,
посмеявшись, хоть и недолго, они тем самым высказали Рейски и «Прекрасному дару
жизни» все, что о них думают.
Для меня это воистину звездная минута. Я
улыбаюсь присяжным. Мне улыбаются в ответ. Мои свидетели говорят правду, а вот
драммондовским верить нельзя ни на йоту.
— У меня все, ваша честь, — цежу я, всем своим
видом показывая, сколь отвратителен мне этот лживый проходимец.
Драммонд уязвлен до глубины души. Он наверняка
рассчитывал, что я провожусь с Рейски целый день, пытая его про руководства и
статистические данные. Он шелестит бумажками, перешептывается с Т. Пирсом,
затем встает во весь рост и провозглашает:
— Наш следующий свидетель — Ричард Пеллрод.
Пеллрод в бытность Джеки Леманчик инспектором
по заявлениям был её непосредственным начальником.
Во время предварительных допросов Пеллрод меня
здорово допек — вел себя заносчиво и вызывающе; словом, свидетелем был
никудышным. Но появление его здесь нисколько меня не удивляет — должны же
прекраснодаровцы закидать Джеки грязью! Кому, как ни Пеллроду, её знать.
Ему сорок шесть лет, он среднего роста и
сложения, с брюшком любителя пива, изрядно поредевшей шевелюрой, неправильными
чертами лица, испещренного вдобавок какими-то подозрительными пятнами.
Переносицу украшают очки в идиотской оправе, да и вообще привлекательности в
нем не больше, чем у подгулявшего верблюда, но Пеллрода это мало заботит.
Однако, если он заявит, что Джеки Леманчик была обыкновенная потаскуха, которая
сама пыталась его соблазнить, присяжные наверняка засмеют и его.
В общем, Пеллрод совершенно к себе не
располагает, что, наверное, не должно удивлять, учитывая, что он двадцать лет
просидел в отделе заявлений. Симпатичный как сборщик долгов, он органически не
способен вызвать ни сочувствия, ни доверия у присяжных. Типичный заплесневелый
бюрократ, всю жизнь проторчавший в своей крысиной норе.
И ведь он ещё лучший, на кого может
рассчитывать неприятель! Ни Лафкина, ни Олди или даже Кили — Драммонд вызвать
не рискнет, поскольку эти люди проштрафились и вконец утратили доверие жюри.
Правда, в списке у Драммонда числится ещё с полдюжины сотрудников «Прекрасного
дара», но чутье мне подсказывает: никого из них он не вызовет. Что они могут
сказать? Что злосчастные руководства — плод нашего воображения? Что в их
страховой компании не обманывают клиентов и не подтасовывают документы?
В течение получаса Драммонд с Пеллродом
обмениваются заученными вопросами и ответами, разбирая сложный механизм
прохождения бумаг через отдел заявлений и пытаясь доказать, что в «Прекрасном
даре жизни» ради клиентов идут на любые жертвы, но — все их ухищрения вызывают
лишь безудержную зевоту среди присяжных.
Судья Киплер решает покончить с этим
занудством. Он прерывает Драммонда на полуслове, предлагая:
— Послушайте, мэтр, а нельзя ли чуть
повеселее?
Драммонд оскорблен в лучших чувствах.
— Но, ваша честь, я имею полное право подробно
допросить этого свидетеля.
— Разумеется. Но почти все это присяжные уже
слышали. Вы повторяетесь.
Драммонд просто не верит своим ушам. Он
пожимает плечами, придает себе обиженный вид и пытается создать впечатление,
будто судья к нему придирается.
— А вот адвоката истца вы что-то не торопили,
— бурчит он.
Зря он это сказал. Не на того судью напал.
— Дело в том, мистер Драммонд, что в отличие
от вас, мистер Бейлор присяжных не усыплял. Продолжайте, пожалуйста.
Эта отповедь судьи и недавняя выходка миссис
Хардэвей встряхнули присяжных. В их рядах царит оживление, они готовы в любой
миг посмеяться над защитой снова.
Драммонд меряет Киплера свирепым взглядом, как
бы говоря, что, мол, сочтемся позже, и возвращается к допросу. Пеллрод сидит,
похожий на жабу, глаза полуприкрыты, голова чуть наклонена набок. Да,
совестливо признает Пеллрод, случаются и в нашей работе мелкие недочеты, но
крупных проколов не бывает. Что же касается данного дела, то, хотите верьте,
хотите — нет, но большинство ошибок было допущено по вине Джеки Леманчик, не
слишком благополучной женщины.
На время они вновь возвращаются к делу
Блейков, обсуждая какие-то пустяковые документы. Драммонд старательно
умалчивает о письмах с отказами, тратя время на выяснение никому не нужных и не
интересных подробностей о прочих бумагах.
— Мистер Драммонд! — вновь прерывает его
Киплер. — Хватит ходить вокруг да около. Все эти бумаги уже давно приобщены к
делу и присяжные с ними ознакомлены. Другие свидетели рассказали нам о них все,
что только можно было рассказать. Переходите к следующему пункту.
