— Вы Руди Бейлор? — спрашивает некто, глядя
мне прямо в лицо. Это типичный ковбой — сапоги с острыми носками, туго
обтягивающие джинсы «Ливайс», холщовая рубашка. У него аккуратно подстрижены
волосы и борода. Он жует резинку и, по-видимому, драки и мордобития не боится.
— Кто вы? — спрашиваю я.
— Вы Руди Бейлор? Да или нет?
— Да.
Он вытаскивает из заднего кармана джинсов
какие-то бумажки и сует их мне прямо в лицо.
— Сожалею, но это мой долг, — произносит он
задушевно.
— А что это такое?
— Повестка.
Я медленно беру бумажки. Слишком темно, чтобы
хоть что-то прочесть, но я сразу понимаю, в чем дело.
— Вы судебный исполнитель? — говорю я
потерянно.
— Ага.
— «Тексако»?
— Ага, и «Хэмптон». Вас выселили.
Будь я трезв, меня бы, наверное, потрясло
извещение о выселении. Но я уже как будто онемел от событий нынешнего дня. Я
смотрю на темное, мрачное здание, на мусор вокруг него, на бурьян, растущий у
тротуара, и недоумеваю, что же за жалкое место, если со мной случилось тут
такое?..
Он отступает назад.
— Там все написано, — поясняет он, — дата
суда, имена адвокатов и так далее. Возможно, вы все уладите, позвонив тому,
сему. Хотя это уже меня не касается, я свой долг исполнил.
Ну и долг. Красться и шнырять повсюду
потихоньку, набрасываясь на ничего не подозревающих людей, совать бумажонки им
под нос, да еще и советовать что-то от себя лично, вроде как дать бесплатный
юридический совет, и потом слинять, чтобы снова кого-то терроризировать.
Он уходит, но вдруг останавливается и говорит:
— Да, послушай. Я бывший полицейский, и у меня
в машине радиопередатчик. Я слышал несколько часов назад одно странное
сообщение. Какой-то парень по имени Руди Бейлор разгромил в городе юридическую
консультацию. По внешним приметам смахивает на тебя, и марку машины тоже
сказали. Это меня не касается, понимаешь, но полицейские уже выслеживают тебя.
Порча чужой собственности.
— Вы хотите сказать, что меня арестуют?
— Ага. Я бы подыскал сегодня другое место для
ночлега.
Он садится в машину, «БМВ». Я смотрю, как он
отъезжает.
Букер встречает меня на пороге своей опрятной
квартирки, расположенной на двух уровнях и с отдельной лестницей.
Поверх пижамы на нем пушистый шотландский
халат с затейливым рисунком. Ноги босые. Пусть он студент юридического
колледжа, полуголодный и считающий дни до того, как его возьмут на работу, — к
моде он все равно относится серьезно. В его шкафу мало одежды, но гардероб
тщательно подобран.
— Что, черт возьми, случилось? — спрашивает он
недовольно. Глаза у него еще сонные. Я позвонил ему из соседнего магазина,
торгующего всю ночь.
— Извини меня, — говорю я, входя. Я вижу в
крошечной кухоньке Чарлин. Она тоже в махровом шотландском халате, с
зачесанными назад волосами, глаза опухли со сна, и, кажется, она готовит кофе.
Слышу, как где-то в задней комнате плачет ребенок. Уже почти три утра, и я
перебудил всю компанию.
— Садись, — предлагает Букер, беря меня за
руку и легонько подталкивая к дивану. — Ты выпил?
— Я пьян, Букер.
— По какому-нибудь особенному случаю? — Он
стоит рядом и очень похож на рассерженного папашу.
— Это долгая история.
— Ты что-то сказал о полиции.
Чарлин ставит около меня на стол кофейник с
горячим кофе.
— С тобой все в порядке, Руди? — спрашивает
она самым ласковым тоном.
— Все здорово, — отвечаю я, как самый
заправский весельчак.
— Пойди посмотри, как дети, — говорит ей
Букер, и она исчезает.
— Извини, — повторяю я.
Букер сидит на краешке кофейного столика,
очень близко ко мне, и ждет.
Я не обращаю внимания на кофе. В голове у меня
стучит. Я выкладываю ему, что случилось с тех самых пор, как вчера мы с ним
расстались. Язык у меня словно распух, и я с трудом им ворочаю, так что начинаю
говорить медленно и стараюсь сосредоточиться, чтобы не упустить нить
повествования. Чарлин садится на ближайший стул и тоже очень сочувственно
слушает.
— Извини меня, — шепчу я ей.
— Все в порядке, Руди, все в порядке.
Отец Чарлин священник в одном из сельских
приходов Теннесси, и она не выносит пьяных, пьянство и разгульное поведение.
Поэтому мы с Букером, когда несколько раз за эти три года выпивали, всегда
скрывали это от нее.
— Ты выпил две упаковки по шесть банок? —
спрашивает он недоверчиво.
Чарлин опять уходит проверить ребенка, который
снова начал пищать. Я заканчиваю рассказ, упомянув о судебном исполнителе, о
неминуемом процессе и о том, что меня выставили из квартиры. Да, день был
катастрофический.
— Мне надо найти работу, Букер, — говорю я и
делаю глоток кофе.
— Нет, сейчас у тебя проблемы поважнее. Через
три месяца у нас выпускные, а затем нас будет просвечивать проверочный комитет.
Арест и обвинение в дебоше могут тебя погубить.
А вот об этом я и не подумал! Голова у меня
совсем раскалывается, в ней прямо-таки молот стучит.
— Ты мне не дашь сандвич? — спрашиваю я,
чувствуя, что меня уже подташнивает от голода. Вторую упаковку пива я заедал
сухим соленым печеньем и больше ничего не ел с самого ленча в компании Боско и
мисс Берди.
Чарлин слышит это из кухни.
— Как насчет яичницы с беконом?
— Чудесно, Чарлин, спасибо.
Букер глубоко задумывается.
— Я свяжусь пораньше утром с Марвином Шэнклом.
Он может позвонить своему брату, а тот, возможно, сумеет дернуть за кое-какие
ниточки в полиции. Мы должны предотвратить арест.
— О, это ты замечательно придумал. — Марвин
Шэнкл самый влиятельный чернокожий адвокат в Мемфисе и будущий хозяин Букера. —
Когда ты будешь с ним говорить, спроси, нет ли у него какой-нибудь работенки.
— Здорово! Ты, значит, собираешься работать у
негров в юридической фирме по гражданским делам!
