— Нет, ваша честь, — бормочет Лео, даже не
вставая. Его приспешники лихорадочно сгребают со стола бумаги и рассовывают их
по атташе-кейсам. Им не терпится унести отсюда ноги. За всю историю штата
Теннесси это крупнейший судебный вердикт, и на них теперь навсегда останется
несмываемое клеймо. Не будь я настолько разбит и опустошен, я бы подошел к ним
и пожал им руки. Это было бы шикарно, но сейчас у меня просто нет сил. Мне куда
проще сидеть рядышком с Дот и пялиться на имя Донни Рэй в моем блокноте.
Богачом я себя не ощущаю. Рассмотрение
апелляций займет целый год, а то и два. Размеры вердикта настолько неимоверны,
что нападки на него будут самые бешеные. Словом, скучать мне не придется.
Но сейчас меня мутит от одних мыслей про
работу, и я мечтаю об одном: сесть на самолет и махнуть на необитаемый остров.
Киплер стучит молоточком, возвещая об
официальном завершении процесса. Я перевожу взгляд на Дот и вижу в её глазах
слезы. Я спрашиваю, как она себя чувствует. Дек обрушивается на нас с
поздравлениями. Он мертвенно бледен, но рот у него до ушей, заячьи резцы
сверкают. Все мое внимание приковано к Дот. До сих пор она держалась
мужественно, но сейчас, похоже, начала сдавать. Я похлопываю её по руке и
протягиваю салфетку.
Букер треплет меня по затылку и обещает
звякнуть на следующей недельке. Сияющие Купер Джексон, Хэрли и Гренфелд
наперебой поздравляют меня. Им нужно спешить на самолет. В понедельник
поболтаем. Репортер из Кливленда приближается ко мне вплотную, но я
отмахиваюсь. Я и остальных-то вполуха слушаю, так беспокоит меня состояние моей
клиентки. Она уже почти рыдает.
Краешком глаза я замечаю, как Драммонд и его
прихвостни спешно покидают зал, навьюченные, как мулы. Мы так и не обменялись
ни единым словом. Дорого я дал бы за то, чтобы обратиться сейчас в муху и
поползать по стене в конторе «Трень-Брень».
Стенографистка, пристав и секретарь собирают
свои бумаги и также покидают зал. В опустевшем помещении остаемся только мы с
Дот и Деком. Мне нужно заглянуть к Киплеру, чтобы поблагодарить его за опеку и
поддержку. Пока же я держу за руку Дот, которая рыдает в три ручья. Дек сидит
рядом и помалкивает. Я тоже молчу. Глаза мои застилают слезы, сердце щемит. Дот
эти деньги ни к чему. Ей бы сына вернуть.
Кто-то, должно быть, пристав, выключает свет,
и зал погружается в полутьму. Ни один из нас не шевелится. Дот понемногу
успокаивается. Она утирает слезы с помощью моей салфетки, а иногда и просто
тыльной стороной ладони.
— Вы уж меня извините, — говорит она наконец
сдавленным голосом. Больше задерживаться здесь она не хочет, и мы уходим. Я
похлопываю её по руке, а Дек собирает наше барахло и распихивает его по трем
портфелям.
Мы выбираемся из сумрачного зала в
облицованный мрамором коридор. Уже почти пять часов вечера и народу, по случаю
пятницы, раз, два и обчелся. Ни видеокамер, ни репортеров, ни толпы — никто не
встречает адвоката-триумфатора.
Нас вообще никто не замечает.
Глава 50
Наша контора — последнее место на свете, куда
мне хочется сейчас идти. Я настолько устал и оглушен, что и в бар меня не
тянет, тем более что рядом только Дек, который и капли в рот не берет. Вдобавок
я прекрасно понимаю, что всего от пары рюмок вырублюсь напрочь. Надо было,
конечно, организовать какую-нибудь вечеринку, но, имея дело с присяжными,
никогда нельзя наперед рассчитывать на успех.
Может, наверстаю упущенное завтра. К тому
времени я уже должен прийти в себя и осознать всю грандиозность вынесенного
накануне вердикта. Да, завтра я обрету под ногами почву. Тогда и отпраздную.
Выйдя из здания суда, я прощаюсь с Деком,
поясняя, что валюсь с ног от усталости. Позже встретимся. Вид у нас обоих
совершенно обалдевший, и каждому из нас желательно побыть одному, чтобы
осознать случившееся. Я сажусь в «вольво», качу домой, отпираю дом мисс Берди и
совершаю обычный обход. Все как всегда. Ничего примечательного. Я располагаюсь
во внутреннем дворике и впервые мечтаю о том, как потратить деньги. Когда,
интересно, я сумею купить или построить свой первый дом? А какой машиной
обзаведусь? Я пытаюсь избавиться от навязчивых мыслей, но они упорно лезут в
голову. Шестнадцать с половиной миллионов долларов! Такая сумма не укладывается
в голове. Я прекрасно понимаю, что все ещё может сто раз перемениться. Вердикт
опротестуют и дело отправят на пересмотр; новый суд вынесет другой приговор, и
я останусь на бобах; апелляционный суд резко сократит сумму морального ущерба,
а то и вовсе отменит прежнее решение. Да, дело может принять любой оборот,
однако сейчас я сижу и трачу деньги.
Я предаюсь мечтаниям до захода солнца.
Свежеет, и я ежусь от холода. Возможно, завтра я начну осознавать всю
значимость содеянного. Теперь же я начинаю испытывать ни с чем не сравнимое
облегчение, как будто очистился от скверны. Почти год я жил с камнем в душе,
люто ненавидя таинственную махину под названием «Прекрасный дар жизни». Меня
сжигала бешеная злоба к её сотрудникам, к людям, повинным в смерти ни в чем не
повинного парнишки. Пусть земля будет пухом Донни Рэю. Надеюсь, ангелы
расскажут ему, как я отомстил за него.
Я вывел этих негодяев на чистую воду. Отныне
они мне безразличны.
* * *
С помощью вилки Келли отщипывает крохотные
кусочки от тонюсенькой, почти прозрачной пиццы, и отправляет в рот. Губы у неё
все такие же распухшие и бесформенные, жевать больно. Мы сидим, прислонясь
спинами к стене и вытянув ноги, на её односпальной кровати и пощипываем пиццу.
По небольшому телевизору «Сони», установленному на комоде напротив нас, крутят
какой-то старый вестерн с Джоном Уэйном
[13].
Келли сидит босиком, на ней тренировочный
костюм мышиного цвета, и мне виден тонкий шрам на её правой лодыжке — след
прошлогоднего перелома. Келли вымыла голову и соорудила на затылке «конский
хвост». Ногти выкрасила в ярко-алый цвет. Она бодрится и пытается поддерживать
беседу, но то и дело морщится от боли. Разговор не клеится. Меня никогда не избивали
до полусмерти, и мне сложно представить её ощущения. К физической боли-то и
мне, конечно, не привыкать, но вот познать страх, угнездившийся в её голове,
крайне затруднительно. Интересно, на каком этапе этот выродок решил, что с неё
хватит, и прекратил экзекуцию, чтобы полюбоваться на свою работу?
Я гоню эти мысли прочь. Я не расспрашивал об
этом Келли, да и сейчас не собираюсь. От Клиффа пока ни слуху, ни духу.
