Моей профессии я-то нужен меньше всех — еще
один молодой, голодный стервятник, рыскающий по улицам, готовый питаться любой
падалью от судопроизводства, стремящийся найти хоть какое-то место, чтобы
получить возможность выжимать несколько баксов из потерпевших крушение.
— Вы, наверное, удивляетесь, зачем я здесь? —
говорю я, отпивая маленькими глотками кофе.
— Я рада, что вы приехали.
— Да, конечно, так замечательно снова с вами
увидеться. Но мне хотелось бы поговорить о вашем завещании. Я даже плохо спал
прошлой ночью, так беспокоился о вашем состоянии.
Глаза ее увлажняются. Она тронута.
— Особенно меня тревожат некоторые моменты, —
объясняю я, стараясь выглядеть максимально сосредоточенным. Я достаю из кармана
ручку и держу ее так, словно сию минуту готов приступить к действиям. —
Во-первых, и, пожалуйста, простите меня, что я об этом говорю, но меня
действительно очень беспокоит, когда вы или любой другой клиент предпринимает
такие суровые меры против своей собственной семьи. Мне кажется, вы должны это
обсудить спокойно и не торопясь.
Она поджимает губы, но молчит.
— Во-вторых, и опять простите меня,
пожалуйста, но я не могу считать себя достойным уважения адвокатом, если не
скажу об этом: мне очень сложно составить завещание или другой документ, по
которому основное состояние переходило бы в собственность человека,
подвизающегося на телевидении.
— Он Божий человек, — произносит она с
выражением, немедленно бросаясь на защиту чести достопочтенного Кеннета
Чэндлера.
— Я знаю. И это прекрасно. Однако зачем же
оставлять ему все состояние, мисс Берди? Почему не двадцать пять процентов?
Понимаете ли, это было бы разумно и достаточно.
— У него всяких нужд выше головы. И потом его
реактивный самолет уже староват. Он мне все-все рассказал.
— О`кей. Но Господь Бог не ожидает от вас
полного финансирования проповеднических потребностей мистера Чэндлера.
— То, что Господь внушает мне, мое личное
дело. Благодарю за внимание.
— Ну конечно же, личное. Я хочу только
напомнить, и, уверен, вы об этом знаете, что большинство из этих
парней-проповедников — совершают тяжкие грехи, мисс Берди. Их часто ловят в
обществе других женщин, а не собственных жен.
Их уличают в том, что они тратят миллионы на
свою роскошную жизнь: дорогие дома, автомобили, курорты, модную одежду.
Большинство из них просто мошенники.
— Он не мошенник.
— Но я и не говорю, что он им был.
— Что вы хотите сказать?
— Ничего, — отвечаю я и делаю долгий глоток.
Она не сердится, пока по крайней мере. — Я присутствую здесь как ваш юрист,
мисс Берди, вот и все. Вы просили меня подготовить для вас завещание, и мой
долг позаботиться обо всех пунктах документа. Я серьезно и ответственно
отношусь к своим обязанностям.
Сетка морщин вокруг ее рта разглаживается, и
взгляд смягчается.
— Как любезно с вашей стороны, — роняет она.
Я полагаю, что многие из старых богачей вроде
мисс Берди, особенно пострадавшие во время Великой депрессии и сами сделавшие
свои состояния, должны бы особенно яростно охранять свое богатство с помощью
бухгалтеров, юристов и хмурых, недружелюбных банкиров. Но это не относится к
мисс Берди. Она наивна и доверчива, как бедная вдова, единственным источником
существования которой является пенсия.
— Ему нужны деньги. — Она отпивает кофе и
довольно подозрительно оглядывает меня.
— Мы можем поговорить о деньгах?
— И почему это вы, юристы, всегда так хотите
говорить о деньгах?
— По очень веской причине, мисс Берди. Если вы
не будете осторожны, государство отхватит себе большой кусок вашего состояния.
Сейчас кое-что можно сделать, чтобы избежать многих издержек и осуществить
осторожное управление состоянием.
Она подавлена и напугана.
— Да, всегда можно найти возможность ограбить,
забивая голову разными словами.
— Поэтому я и приехал, мисс Берди.
— Наверное, вы хотите, чтобы я упомянула в
завещании и вас? — говорит она, все еще подавленная, под впечатлением суровости
законов.
— Конечно, нет. — Я пытаюсь показать, что
шокирован одним только предположением. Но в то же время стараюсь скрыть
удивление при мысли, что она таки меня подловила.
— Адвокаты всегда старались, чтобы я их
упомянула.
— Мне жаль, мисс Берди, но юристов
криминального типа немало.
— То же самое говорит и преподобный Чэндлер.
— Я уверен, что он так говорит. Послушайте, я
не хочу входить сейчас во все подробности, но вы можете сказать, куда вложены
деньги — в недвижимость, акции, облигации, наличность или в какие-то другие
инвестиции? Чтобы контролировать ведение дел, очень важно знать, во что вложены
деньги.
— Они все в одном месте.
— О`кей. Где?
— В Атланте.
— Атланте?
— Да, но это долгая история, Руди.
— Почему бы вам не рассказать ее мне?
В отличие от нашего совещания в «Кипарисовых
садах» накануне сейчас время мисс Берди не поджимает. У нее нет в данный момент
никаких обязанностей. Боско поблизости нет.
Не надо наблюдать, как убирают после ленча, не
надо выступать третейским судьей на играх. Так что она медленно вертит чашку с
кофе в руках и раздумывает над моим предложением, пристально глядя на стол.
— Никто об этом ничего не знает, — говорит она
очень тихо, клацнув раза два зубными протезами. — По крайней мере в Мемфисе
никто.
— Но почему же? — спрашиваю я, все-таки
чуть-чуть волнуясь.
— Мои дети об этом не знают.
— О деньгах? — уточняю я недоверчиво.
— О, кое-что им известно, конечно. Томас усердно
трудился, и у нас были большие сбережения. Когда одиннадцать лет назад он умер,
то оставил мне почти сто тысяч долларов. Мои сыновья, а особенно их жены,
уверены, что теперь сбережения увеличились в пять раз. Но они ничего не знают
об Атланте. Хотите еще кофе? — Она уже на ногах.
— Конечно.
