Зловредные банки, выпускающие такие карточки,
по неизвестной мне причине расширили перечень вещей, которые я мог приобретать
в кредит, и как раз за несколько недель до праздников. Внезапно я получил
возможность тратить сколько хочу, а так как впереди всего через несколько
месяцев меня ожидали прощание с науками и работа, я был уверен, что смогу
обернуться, делая небольшие необходимые месячные взносы в погашение долгов, к
лету. Поэтому я тратил и тратил и лелеял сны золотые о прекрасной жизни вместе
с Сарой.
Я теперь ненавижу себя за это, но тогда я взял
листок бумаги и все тщательно рассчитал. Я вполне мог бы справиться.
Итак, паштет из гусиной печенки протух, когда
вечером я, накачавшись дешевым пивом, забыл убрать деликатес в холодильник.
Рождественский ленч из сыров и шампанского я съел в одиночестве в моей
полутемной квартирке. К икре я не притронулся. Я сидел на своей бугристой софе
и смотрел на драгоценные подарки, валявшиеся на полу. Поклевывая большие куски
сыра бри и отпивая понемногу «Дом Периньон», я смотрел на рождественские
подарки для моей возлюбленной и плакал.
Однако в какой-то момент между Рождеством и
Новым годом я взял себя в руки и договорился, что верну дорогостоящие подарки
туда, где купил. Сначала, правда, я тешил себя мыслью, что брошу их в реку с
моста или сделаю еще что-то вроде этого. Поэтому, зная свое эмоциональное
состояние, я постарался держаться подальше от мостов.
Это случилось в первый день нового года.
Вернувшись домой после долгой прогулки и легкого выпивона, я понял, что меня
обокрали, дверь была взломана. Воры утащили мой старый телевизор и стерео,
кувшин с четвертаками, стоявший на комоде, и, разумеется, драгоценности,
которые я купил для Сары.
Я вызвал полицейских и заполнил все требуемые
формы и заявления. Я показал им кредитные квитанции. Сержант покачал головой и
посоветовал обратиться в мою страховую компанию.
Я «наел» по своей пластиковой карточке три
тысячи долларов. И теперь надо было срочно улаживать это дело.
Завтра я должен явиться в суд по поводу
неуплаты квартирной аренды. В Законе о банкротстве есть замечательная оговорка,
которая автоматически дает отсрочку во всех судебных начинаниях против
должника. Вот почему большие корпорации, включая мою приятельницу «Тексако»,
прибегают к помощи судов по делам банкротств, когда им требуются защита и
покровительство. Ведь мой домовладелец завтра уже ничего против меня сделать не
сможет, даже позвонить по телефону и как следует обругать.
Я выхожу из лифта и делаю глубокий вдох.
Коридор до отказа забит адвокатами. Здесь работают на полной ставке трое судей
по делам о банкротстве, их офисы на этом этаже.
Они ежедневно проводят десятки слушаний, и на
каждом слушании требуется присутствие целой группы адвокатов. Один защищает
должника, несколько представляют интересы кредиторов. Это настоящий зоопарк. Я
слышу множество важных разговоров, пока тащусь, шаркая, мимо: адвокаты шумно
спорят о неоплаченных медицинских счетах, а также о том, сколько стоит
грузовик-пикап. Я вхожу в приемную и жду десять минут, пока здешние адвокаты
неторопливо раскладывают по порядку различные заявления и просьбы. Они очень
хорошо знакомы с помощницами-делопроизводителями и напропалую флиртуют и
болтают с ними о пустяках. Черт возьми, хотел бы я тоже стать влиятельным
адвокатом по делам о банкротстве, чтобы здешние девушки тоже звали меня по
имени, как этих Фредов или Санни.
В прошлом году преподаватель учил нас, что
дела о банкротствах — плодотворная почва для нашего будущего, учитывая
экономическую неопределенность, сокращение рабочих мест, уменьшение масштабов
корпораций. Но ведь так считает человек, который никогда не занимался частной
практикой.
Однако сегодня все выглядит действительно как
одно большое и очень продуктивное производство. Направо и налево адвокаты
составляют заявления о банкротствах. Такое впечатление, что все и всюду
разоряются.
Я вручаю свои бумаги проворной девушке, у
которой рот набит жвачкой. Она смотрит на заявление и затем внимательно
оглядывает меня. На мне грубая рубашка и армейские брюки.
— Вы юрист? — спрашивает она довольно громко,
и кое-кто оглядывается на меня.
— Нет.
— Вы должник? — спрашивает она еще громче,
чавкая жвачкой.
— Да, — поспешно отвечаю я. Должник, не
являющийся юристом, сам может составлять свое заявление, хотя нигде этого не
сказано.
Она одобрительно кивает и ставит печать на
моем заявлении.
— За прием заявления восемьдесят долларов,
будьте любезны.
Я вручаю ей четыре двадцатки. Она берет
бумажки и подозрительно их разглядывает. В моем заявлении нет номера
банковского счета, потому что я вчера его закрыл, изъяв тем самым свою
собственность в 11 долларов 84 цента. Другие предметы, которыми я владею, —
очень подержанная «тойота» — 500 баксов, разномастная мебель и кухонная утварь
— 150, несколько пар вельветовых брюк — 200, юридические справочники — 125,
одежда и белье — 150. Все эти вещи считаются личными и, таким образом,
изымаются из рассмотрения в судебном разбирательстве, которое я только что
начал. Я могу их оставить при себе, но продолжать платить за «тойоту».
— Значит, наличными, да? — говорит она и
начинает выписывать мне квитанцию за полученные деньги.
— У меня нет банковского счета, — чуть не ору
я, заботясь об удобствах тех, кто, возможно, прислушивается к нашему разговору
и хочет узнать продолжение моей истории.
Она яростно смотрит на меня, я с не меньшей
ненавистью на нее. Она возвращается к своей скоропалительной работе и через
минуту швыряет на стол копию заявления и квитанцию.
Я обращаю внимание на дату, время и зал, когда
и где начнется слушание дела.
Я уже почти у двери, но тут меня
останавливают. Толстый молодой человек с потным лицом и черной бородой легонько
касается моей руки.
— Извините, сэр, — произносит он. Я
останавливаюсь и смотрю на него. Он сует мне в руку визитную карточку. — Робби
Молк, доверенный. Я невольно слышал, о чем вы говорили. И подумал, может быть,
вы нуждаетесь в помощи, чтобы уладить дело с вашей КБ?
«КБ» — это сокращение, которое какой-то
остряк-адвокат придумал для карточки банкрота.
Я смотрю на визитку, затем ему в лицо, покрытое
оспинами. Я уже знаю о Молке, видел его имя в газете, в колонке объявлений. Он
предлагал помощь за сто пятьдесят долларов в связи со статьей седьмой
законодательства и теперь тут как тут, отирается в приемной в роли коршуна,
готового ринуться на какого-нибудь замученного долгами бедолагу, из которого
можно выбить эти сто пятьдесят баксов.
