Мемфисский район Грейнджер находится к северу
от центра города. Ряды старых кирпичных домов на тенистых улицах представляют
собой неопровержимое свидетельство того времени, когда после конца Второй
мировой начался период процветания с оживленным пригородным строительством. На
окрестных фабриках жители могли хорошо заработать. Поэтому они посадили деревья
на лужайках перед домами и построили внутренние дворики. Со временем носители
процветания двинулись на восток и стали возводить там еще более приятные и
красивые дома, а Грейнджер постепенно превратился в район, где доживают свой
век пенсионеры и самые низкооплачиваемые белые и черные горожане.
Дом Дот и Бадди Блейков выглядит точь-в-точь
как тысячи других. Он стоит на участке не более восьмидесяти на сто футов.
Что-то случилось с деревом на лужайке, которое должно бы давать обязательную
тень. В одноместном гараже виден старый «шевроле». Трава и кустарники аккуратно
подстрижены.
Сосед слева занят починкой старого автомобиля,
вокруг него и до самой улицы разбросаны запчасти и покрышки. Сосед справа почти
всю лужайку обнес цепью. Лужайка поросла сорняками в фут вышиной, и два
добермана патрулируют дорожку в замкнутом пространстве.
Я останавливаю машину за «шевроле», и
доберманы на расстоянии не больше чем пять шагов рычат и скалят зубы.
Середина дня, и температура близка к тридцати
пяти. Окна и двери распахнуты. Я заглядываю в переднюю дверь сквозь стеклянную
перегородку и легонько стучу.
Мне не доставляет никакого удовольствия приезд
сюда, потому что у меня нет желания встречаться с Донни Реем Блейком.
Подозреваю, что он действительно так болен и весь высох, как рассказывала его
мать, а у меня слабый желудок.
Она подходит к двери с пачкой ментоловых
сигарет в руке, вглядывается в меня через стеклянную дверь.
— Это я, миссис Блейк, Руди Бейлор. Мы
встречались на прошлой неделе в «Кипарисовых садах».
В Грейнджере бродячие торговцы не всегда
желанные гости, поэтому она смотрит на меня с ничего не выражающим лицом.
Только подходит на шаг ближе и сует сигарету между крепко стиснутыми губами.
— Помните меня? Я занимаюсь вашим делом против
«Дара жизни».
— А я думала, что вы из «Свидетелей Иеговы».
— Нет, я к ним не отношусь, миссис Блейк.
— Меня зовут Дот. Я ведь говорила об этом?
— О`кей, Дот.
— Эти проклятые «Свидетели» сводят нас с ума.
Они и мормоны посылают в субботу утром, еще когда солнце не встало, бойскаутов,
продающих пончики. Чего вам надо?
— Ну, если у вас есть свободная минута, хотел
бы поговорить о вашем деле.
— А о чем?
— Мне хотелось бы выяснить еще кое-что.
— Да вроде мы все уже выяснили.
— Нет, нам нужно еще кое-что обговорить.
Она выдыхает сигаретный дым прямо в стекло и
медленно снимает крючок. Я вхожу в крошечную гостиную, следую за ней в кухню. В
доме влажно и душно, повсюду заматерелый табачный дух.
— Хотите чего-нибудь выпить? — спрашивает она.
— Нет, спасибо.
Я сажусь у стола. Дот наливает в стакан с
кубиками льда что-то вроде диетической колы и опирается спиной о буфет.
Бадди не видно. А Донни Рей, наверное, в
спальне.
— А где Бадди? — спрашиваю я весело, словно он
мой старый дружок, по которому я очень соскучился. Она кивает на окно,
выходящее на заднюю лужайку.
— Видите тот старый автомобиль?
В углу, полускрытый зарослями дикого винограда
и кустарником, рядом с покосившимся сараем, под кленом, стоит ветхий
«форд-ферлейн». Он белого цвета, с двумя дверцами, обе открыты. На капоте
покоится кошка.
— Он сидит в машине, — объясняет Дот.
Вокруг автомобиля высокие сорняки, и кажется,
что он без колес. Уже несколько десятилетий назад время здесь остановилось.
— Куда это он едет? — спрашиваю я, и, честное
слово, она улыбается. И громко отпивает колу.
— Бадди-то? Да никуда. Мы купили автомобиль
новехоньким в шестьдесят четвертом. И он сидит в нем каждый день, целый день,
только он, Бадди, и кошки.
Во всем есть свой резон. Бадди там один, без
облаков табачного дыма и беспокойства о Донни Рее.
— Но почему? — спрашиваю я.
Видно, что она не против пооткровенничать.
— Бадди ведь не в порядке, я уже говорила вам
на прошлой неделе.
Как я мог об этом забыть!
— А как Донни Рей? — спрашиваю я.
Она пожимает плечами, идет к стулу и садится
напротив за шаткий обеденный стол.
— У него бывают хорошие дни и плохие. Но он
немножко ходит. Может, я и приведу его сюда до вашего отъезда.
— Ага. Может быть. Послушайте, я много работал
над вашим делом. Я хочу сказать, что просто часами сидел, разбираясь в ваших
бумагах, и провел несколько дней в библиотеках, искал такие же случаи и смотрел
справочники, и, честное слово, вы должны душу вытрясти и засудить «Прекрасный
дар жизни» к чертовой матери.
— Но мы вроде уже порешили на этом, — говорит
она, уставив на меня тяжелый взгляд. У Дот лицо человека, который ничего не
прощает, что, без сомнения, следствие нелегкой жизни с шизиком, сидящим в
старом «ферлейне».
— Может быть, и так, но мне нужно было как
следует во всем разобраться, я советую вам подать в суд и сделать это как можно
скорее.
— Так чего вы тянете?
— Но не ожидайте быстрого решения. Вам
предстоит схватиться с большой корпорацией. У них много адвокатов, которые
могут все время тормозить и затягивать дело. Этим они и зарабатывают себе на
жизнь.
— Сколько на это уйдет времени?
— Может, несколько месяцев, может быть, лет.
Не исключено, что, когда мы оформим документы, они до передачи их в суд захотят
все быстро уладить. Но, может, заставят-таки нас довести дело до суда и подадут
апелляцию. Заранее предсказать невозможно.
— Донни Рей через несколько месяцев умрет.
— Можно вас кое о чем спросить?
Она выдыхает клуб дыма и кивает.
