Барри Ланкастер и я проводим лучшее время двух
суток за тщательным изучением документов по делу Блейков. За несколько лет и с
разной степенью успеха Барри провернул немало подобных дел, связанных с обманом
доверия клиентов. Он все время повторяет, что судьи в Мемфисе чертовски
консервативны и очень нелегко вырвать у них справедливый вердикт. Но я уже
слышу об этом третий год. Для южного города Мемфис весьма привержен федеральным
законам. Такие города обычно выносят положительные вердикты в пользу истцов. Но
по какой-то непонятной причине это редко бывает в Мемфисе. Джонатану Лейку
удалось выиграть несколько миллионных процессов, но сейчас он предпочитает
вести подобные дела в других штатах.
Мне еще только предстоит познакомиться с мистером
Лейком. Он где-то там очень занят крупным судебным процессом, и ему не до
встречи и знакомства со своим самым недавним новобранцем.
Мое временное пристанище — маленькая
библиотека на открытой площадке, выходящей на второй этаж. Здесь стоят три круглых
стола, восемь стеллажей с книгами, все посвящены проблемам недобросовестности в
медицине. В первый же полный день работы Барри показал мне красивую, хорошо
обставленную комнату в коридоре прямо под ним и сказал, что через пару недель
она будет моей. Там нужно кое-что покрасить и что-то подправить в электрической
проводке. «Но что вы хотите? Ведь это бывший склад!» — не раз и не два
восклицает он.
Я практически ни с кем из служащих не знаком и
уверен, что это по причине моей низкой должности, потому что я еще не адвокат.
Во мне нет ничего нового и особенно интересного. Помощники приходят и уходят.
Сотрудники — народ очень занятой и не слишком
дружный. Барри почти ничего не рассказывает о других адвокатах, работающих в
одном с ним здании, и у меня появляется отчетливое ощущение, что каждая
обособленная адвокатская группа действует самостоятельно. У меня также
появляется чувство, что вести судебные процессы под наблюдением и руководством
Джонатана Лейка — довольно нервное дело.
Барри приезжает на работу каждое утро еще до
восьми, и я твердо намерен встречать его у подъезда, пока не получу свой
собственный ключ от входа. Очевидно, мистер Лейк очень придирчив к тем, кто
достоин получить ключ в здание.
Долго рассказывать, но несколько лет назад,
когда он судился с одной фирмой по поводу ее недобросовестности, его телефоны
стали прослушиваться. Барри об этом мне сразу же рассказал, как только я
затронул тему ключа. Должны, наверное, пройти недели, сказал он. И еще мне
предстоит проверка на детекторе лжи.
Барри помог мне расположиться на моей
площадке, дал указания, что делать далее, и, объяснив мои обязанности, ушел к
себе в кабинет. Первые два дня он проверял меня примерно каждые два часа. Я
скопировал все документы по делу Блейков. Не ставя его в известность, одну
копию сделал для собственных нужд и в конце второго дня унес ее домой, ловко
укрыв в своем блестящем новом атташе-кейсе, подарке Принса.
Следуя указаниям Барри, я набросал довольно
суровое письмо «Дару жизни», в котором изложил все относящиеся к Делу факты,
упомянул обо всех наглых поступках с их стороны. Когда секретарша Барри
закончила его перепечатывать, он пробежал письмо глазами. Затем буквально
проделал над текстом хирургическую операцию и снова отослал меня в мой УГОЛ. Он
очень работящ и очень гордится своей способностью сконцентрировать на чем-то
все внимание и мобилизовать все ресурсы.
На третий день во время перерыва я наконец
собрался с духом и спросил секретаршу относительно документов, касающихся моего
приема на работу. Она была занята, но обещала посмотреть.
К концу третьего дня мы с Барри вместе
покинули его кабинет после девяти. Мы закончили письмо в «Дар жизни»,
трехстраничный шедевр, который должен был быть отослан заказной почтой с
уведомлением о вручении. За стенами офиса Барри никогда не говорит о
житье-бытье. Я предложил пойти выпить пива, но он быстро поставил меня на место.
Я поехал в «Йогис», чтобы закусить на ночь.
Там было полно упившихся собратьев по колледжу, и Принс сам работал в баре, не
очень довольный этим обстоятельством. Я его заменил и посоветовал пойти навести
порядок и выставить за дверь особенно злостных нарушителей, отчего он пришел в
восторг.
Однако вместо этого он направился к своему
любимому столику, за которым уже сидел его адвокат Брюзер Стоун. Тот без
передышки курил «Кэмел» и ставил на боксеров, которых показывали по телевизору.
Этим утром имя Брюзера опять фигурировало в газетах. В интервью он начисто
отрицал, что ему хоть что-нибудь известно насчет одного убийства. Два года
назад полицейские нашли мертвое тело на заброшенной свалке позади безымянной
дешевой забегаловки. Погибший был местным головорезом, который владел частью
порнобизнеса в городе и, очевидно, хотел еще глубже проникнуть в процветающую
отрасль торговли женскими грудями и попками. Но он ступил на опасную почву и
завязал отношения не так и не с теми людьми, за что был обезглавлен. Брюзер,
конечно, не стал бы совершать подобных поступков, но полицейские, по-видимому,
имели причины подозревать, что он знает, и очень точно, кто это сделал.
Брюзер часто последнее время бывает здесь,
много и тяжко пьет и шепчется о чем-то с Принсом.
Слава Богу, что у меня теперь есть настоящая
работа. А я уж почти смирился с тем, что придется просить место в фирме у
Брюзера.
Сегодня пятница, мой четвертый день работы в
фирме Лейка. Я уже рассказал кое-кому, что принят сюда, и было очень приятно
произносить сами слова, они так ловко соскальзывали с языка. В них звучало
удовлетворение. Фирма Лейка.
Никому не требовалось наводить справки, что
это за фирма такая. Достаточно упомянуть имя, и люди мысленно представляли
величественный старый склад и знали, что это обитель великого Джонатана Лейка и
его команды ретивых адвокатов.
Букер чуть не заплакал от радости. Он купил
бифштексы и бутылку безалкогольного вина. Чарлин зажарила бифштексы, и мы
праздновали до полуночи.
Я не планировал вставать сегодня утром до
семи, но около двери слышится громкий стук. Это мисс Берди. Вот она с шумом
поворачивает входную ручку и возглашает:
— Руди, Руди!
Я открываю засов, и она впархивает ко мне.
— Руди? Вы уже не спите?
Я стою в маленькой кухне, и она внимательно
оглядывает меня. На мне гимнастические трусы и тенниска, так что вид вполне
приличный. Но я только-только продрал глаза, и волосы у меня торчат во все
стороны. Да, я проснулся, хотя и не совсем.
Солнце едва встало, но передник мисс Берди уже
испачкан землей, туфли в грязи.
— Доброе утро, — говорю я, изо всех сил
стараясь не показать раздражения.
