Я киваю в ответ:
— Спасибо. Ты думаешь, он поможет?
Принс усмехается и растопыривает руки.
— Брюзер сделает все, о чем я его попрошу,
понял?
— Конечно, — отвечаю я кротко.
Он поднимает трубку и набирает номер. Я слышу,
как он переругивается с парой абонентов, загораживающих путь к Брюзеру, и затем
выходит с ним на связь. Он говорит краткими, отрывочными фразами, как человек,
который знает, что его телефон прослушивается.
— Брюзер, это Принс. Ага. Ага. Мне нужно
срочно с тобой увидеться… Небольшое дельце, касается одного моего работника…
Ага. Ага. Нет, у тебя. Через тридцать минут. Точно. — И вешает трубку.
Мне жалко фэбээровского слухача, который
пытается извлечь из разговора какие-то инкриминирующие данные.
Файрстоун подает «кадиллак» к черному ходу, и
мы с Принсом быстро прыгаем на заднее сиденье. Автомобиль черный, стекла
дымчатые, так что Принс постоянно существует в темноте. За все три года, что я
его знаю, он ни разу не принимал участия ни в каком мероприятии вне дома или
офиса. Он проводит отпуск в Лас-Вегасе, но и там сутками не выходит из казино.
Я слушаю быстро надоедающий перечень самых грандиозных побед Брюзера на почве
судопроизводства. Почти во всех участвовал Принс. Странно, но я начинаю
успокаиваться. Я в надежных руках.
Брюзер учился в вечерней юридической школе и
окончил ее, когда ему было двадцать два. По мнению Принса, это еще не побитый
рекорд. Они были закадычными дружками с самого детства, а в школе уже немного
поигрывали в карты, выпивали, не давали проходу девчонкам и дрались с
мальчишками. Брюзер поступил в колледж. Принс купил себе передвижной киоск и
стал торговать пивом. Они тесно притерлись друг к другу.
Контора Брюзера расположилась в невысоком, из
красного кирпича торговом центре, где с одной стороны — химчистка, с другой —
видеопрокат. Брюзер очень умно инвестирует свои капиталы, объясняет мне Принс,
и уже владеет всем этим коммерческим объединением. Напротив через улицу
круглосуточная закусочная, а рядом с ней ночной клуб «Амбра» с дешевым
стриптизом и с неоновой рекламой, словно в Лас-Вегасе. Все это находится в
промышленном районе города, рядом с аэропортом. За исключением слов
«Адвокатская контора», написанных черными буквами на стеклянной двери посредине
длинной белой полосы, ничто не указывает на то, чем здесь занимаются.
Секретарша в туго натянутых джинсах, с большим ртом в ярко-красной помаде
приветствует нас зубастой улыбкой, но мы не сбавляем шага. Я иду за Принсом
через приемную.
— Она раньше работала напротив, — бурчит он. И
я надеюсь, что он имеет в виду закусочную, хотя вряд ли.
Кабинет Брюзера удивительно напоминает
принсовский — без окон, без единого лучика солнечного света. Он большой,
квадратный, показушный, с фотографиями важных, но неизвестных персонажей,
которые цепко обнимают Брюзера и усмехаются нам в лицо. Одна стена
зарезервирована под оружие, тут висят всевозможные винтовки и мушкеты и разные
награды за меткость стрельбы. За массивным крутящимся креслом Брюзера на
возвышении стоит большой аквариум, и там видны какие-то рыбы, похожие на
миниатюрных акул. Они скользят в мутной воде.
Брюзер висит на телефоне, поэтому машет нам,
чтобы мы садились напротив за длинным и широким рабочим столом.
Мы устраиваемся. Принсу не терпится мне
сообщить:
— Это настоящие акулы, вон там. — Он указывает
на стену за головой Брюзера. Живые акулы в кабинете адвоката.
Принс шутит, конечно. Он хихикает.
Я смотрю на Брюзера и стараюсь не встречаться
с ним взглядом. Телефонный аппарат кажется совсем крошечным рядом с его
необычно большой головой. Длинные полуседые волосы падают на плечи неопрятными
прядями. Козлиная, совсем седая бородка такая длинная и густая, что телефонной
трубки из-за нее почти не видно. Глаза умные и живые, смуглая кожа вокруг глаз
вся в морщинах. Я не раз думал, что в роду у него есть выходцы из
Средиземноморья. Хотя за время своей работы в «Йогисе» я подал ему тысячу
стаканчиков, я никогда, в сущности, с ним не говорил, да и не стремился к
этому. И сейчас не хочется вступать с ним в общение, но, по всей вероятности,
этого не избежать.
Он делает несколько отрывистых замечаний и
вешает трубку. Принс быстро представляет нас, но Брюзер говорит, что хорошо
меня знает. Ведь мы же давно знакомы.
— Руди, так в чем проблема?
Принс смотрит на меня, и я опять повествую о
случившемся.
— Видел сегодня в новостях по телику, —
вставляет Брюзер, когда я начинаю рассказывать о пожаре. — Мне уже звонили
насчет этого раз пять. Немного надо, чтобы юристы начали разносить слухи.
Я улыбаюсь, киваю, потому что, наверное, этого
от меня ждут, и затем перехожу к визиту полицейских. Я заканчиваю рассказ без
помех и жду слов участия и совета от моего адвоката.
— Вы работали помощником? — спрашивает он
очень удивленно.
— Но я был в отчаянном положении.
— А где вы работаете сейчас?
— Нигде. Но сейчас меня больше беспокоит то,
что каждый момент меня могут арестовать.
Услышав это заявление, Брюзер улыбается.
— Я позабочусь, чтобы не арестовали, —
заверяет он самоуверенно. Принс уже успел несколько раз повторить, что Брюзер
знает больше полицейских в городе, чем сам мэр. — Только позвоню куда следует.
— Ему надо сейчас залечь на дно, правда? —
спрашивает Принс, словно я мошенник, бежавший из мест заключения.
— Ага. И лежать тихо. — Почему-то мне кажется,
что эти стены много раз слышали такой совет. — Что вы знаете о поджогах как
юрист? — спрашивает меня Брюзер.
— Совсем ничего. Нас в колледже этому не учили.
— Ладно, у меня была пара дел о поджогах.
Обычно проходит несколько дней, прежде чем полицейские удостоверятся, что имел
место именно поджог. В старых зданиях, как этот склад, возможны всякие
случайности. А если это поджог, то они тоже не сразу будут кого-то
арестовывать.
— Но я очень не хочу, чтобы арестовали меня,
понимаете?
Тем более что я не виноват. И мне совсем не
надо огласки в прессе.
— Не бойтесь, это вам не грозит, — отвечает он
сурово. — Когда у вас экзамены на адвоката?
— В июле.
— А потом что?
— Не знаю. Я сейчас навожу справки.
И тут внезапно вмешивается мой дружок Принс:
