Потом сажусь в машину и медленно направляюсь в
район аэропорта. Я приезжаю к Брюзеру в три тридцать. Окрестности кажутся еще
непригляднее, чем несколько часов назад. На улице в пять рядов движутся
автомобили, и по ее сторонам я вижу небольшие предприятия, склады, маленькие
неосвещенные бары и клубы, где обычно по вечерам расслабляются рабочие. Здесь
совсем рядом аэропорт, и реактивные самолеты ревут прямо над головой.
Коммерческое предприятие Брюзера расположено
на Гринуэй-плаза. Пока я сижу в машине на грязной парковке, замечаю, что
вдобавок к химчистке и видеопрокату здесь же находятся винная лавочка и
маленькое кафе. Наверняка трудно сказать, потому что окна зашторены, а двери
заперты, но сдается, что сама юридическая контора занимает шесть-семь помещений
в центре здания. Сжав челюсти, я рывком открываю дверь.
Секретарша Дрю сидит за перегородкой высотой
ей по грудь. Она в джинсах, у нее крашеные волосы и умопомрачительная фигура,
все линии и выпуклости выставлены напоказ самым откровенным образом.
Я объясняю, почему я здесь, и жду, что она
встретит меня в штыки и велит убираться, но она вежлива. Томно, но довольно
толково она, совершенно не удивляясь, предлагает заполнить необходимые для
приема на работу документы. Я потрясен, узнав, что юридическая фирма Дж.
Лаймена Стоуна обеспечивает служащим страховку здоровья на весьма солидную
сумму. Я тщательно прочитываю мелкий шрифт, потому что боюсь обнаружить
какое-нибудь незначительное примечание, которое позволит Брюзеру еще глубже
запустить когти в мои печенки, но никаких подвохов не нахожу. Я спрашиваю,
можно ли повидать мистера Стоуна, и секретарша просит меня подождать. Я сажусь
на стул с пластиковым покрытием, их несколько стоит у стены. Приемная очень
напоминает любое муниципальное учреждение по оказанию социальной помощи —
выложенный плиткой давно не мытый пол, дешевые стулья, хилые полупрозрачные
перегородки и поразительная смесь разномастных журналов со многими
отсутствующими страницами. Секретарша быстро печатает на машинке и в то же
время отвечает на телефонные звонки. Звонят часто, и она очень ловко
управляется, ухитряясь барабанить по клавишам и одновременно болтать с
клиентами.
Через некоторое время она приглашает меня
войти к боссу. Брюзер по-прежнему за столом и тщательно, словно придирчивый
бухгалтер, просматривает заполненные мной бумаги. Я удивляюсь, с каким
вниманием он вникает во все подробности. Он снова приветствует меня, напоминает
о финансовой стороне нашего соглашения, а затем подталкивает ко мне по столу
договор. Теперь в пробелах всюду стоит мое имя.
Я читаю и подписываю. Здесь есть пункт о
месячном испытательном, вернее, вступительном, сроке. По желанию одной из
сторон соглашение может быть расторгнуто по его истечении.
Я очень благодарен за этот пункт, но чувствую,
что он помещен сюда на вполне оправданных основаниях.
Я рассказываю о своем банкротстве. Завтра я
должен быть в суде и впервые встретиться со своими кредиторами. Это называется
«опрос должника», и адвокаты, нанятые людьми, которых я поставил в
затруднительные обстоятельства, станут копаться в моем грязном белье. Они имеют
право задать мне буквально любой вопрос насчет моих финансов и вообще
житья-бытья. Но дело будет негромкое, и очень вероятно, что никто не придет
поджаривать меня на медленном огне.
В моих интересах из-за слушания дела еще
несколько дней оставаться безработным. Я прошу Брюзера пока придержать мои
документы и отложить выдачу жалованья. В моей просьбе есть элемент ловкачества,
и Брюзеру это нравится. Пожалуйста, он согласен, нет проблем.
Он быстро проводит меня по всему помещению для
знакомства с рабочей обстановкой. Все так, как я себе представлял, — небольшая
потогонная мастерская, состоящая из беспорядочно расположенных комнатушек,
появившихся, когда здание расширялось и перестраивалось и между помещениями
снимались перегородки. Мы все дальше и дальше углубляемся в лабиринт. Брюзер
представляет меня двум замученным женщинам, сидящим в маленькой комнатке,
сплошь заставленной компьютерами и принтерами; да, эти женщины, конечно,
никогда не исполняли танец живота в клубе напротив.
— У нас, кажется, уже шесть девушек здесь
работают, — говорит он, следуя дальше. Секретарша тоже просто «девушка».
Потом он знакомит меня с двумя адвокатами,
довольно симпатичными парнями, плохо одетыми, работающими в тесной, скверно
обставленной комнатушке.
— У нас штат сократился до пяти адвокатов, —
объясняет Брюзер, когда мы входим в библиотеку. — Было семь, но слишком много с
ними мороки. Достаточно четырех-пяти. Чем больше служащих, тем больше мне
самому приходится вникать в дела и решать. То же самое и с девицами.
Библиотека — длинная узкая комната, по стенам
от пола до потолка тянутся полки, беспорядочно заставленные книгами. Длинный
стол в центре завален раскрытыми томами и свернутыми в трубки документами.
— Некоторые из моих парней просто свиньи, —
бормочет он под нос. — Так что вы думаете о моих маленьких владениях?
— Здесь прекрасно, — отвечаю я и не вру. Я
чувствую облегчение, убедившись, что здесь действительно занимаются
юриспруденцией. Возможно, Брюзер и темная лошадка с нужными связями, тайными
делишками и не совсем законными инвестициями, но все же он настоящий адвокат, и
в его конторе царят деловой шум и суета юридического бизнеса.
— Не такие модные, как у больших парней в
городе, — говорит он отнюдь не смиренным тоном. Он делает знак, и мы выходим из
библиотеки. Еще две двери, и рядом со стойкой газированной воды расположен
хорошо обжитой кабинет.
В нем стол, несколько стульев, шкаф-картотека,
полки с папками, а на стенах репродукции, изображающие лошадей. На столе
телефонный аппарат, диктофон и стопка блокнотов. Все чисто. В воздухе стоит
запах дезинфекции, как будто здесь убирали час назад.
Брюзер вручает мне два ключа на кольце.
— Этот от наружной двери, этот от вашего
кабинета. Можете приходить и уходить когда угодно. Только ночью надо соблюдать
осторожность. У нас здесь не лучшая часть города.
— Нам надо поговорить, — сообщаю я, беря
ключи.
Он смотрит на часы.
— Долго?
— Дайте мне тридцать минут. Это срочно.
Он пожимает плечами, и я опять иду за ним в
его кабинет, где он опускает широкий зад в персональное кожаное кресло.
— В чем дело? — спрашивает он с очень деловым
видом, доставая из кармана ручку и берясь за обязательный блокнот.
Еще прежде, чем я начинаю говорить, он уже
что-то царапает в нем.
