— А где вы учились? — спрашиваю я, потому что
своим сообщением он заставляет меня тоже нервничать. Я уже не уверен, что вообще
следует толковать с ним относительно блейковского дела. Что он сможет
предложить? Сумеет ли в него врубиться как следует?
— В Калифорнии, — отвечает он, и его лицо
подергивается от такого сильного тика, какого я никогда не видал. Глаза
хлопают, брови дергаются, губы дрожат. — Вечернее отделение. В то время я был
уже женат и работал по пятьдесят часов в неделю. Для занятий времени оставалось
мало. Сдал трехлетний курс только за пять лет. Жена меня бросила. Уехала. —
Слова его замирают, по мере того как фразы становятся короче, и приходится по
нескольку секунд ждать продолжения.
— Ага. Ладно, а давно вы работаете на Брюзера?
— Почти три года. Он относится ко мне так же,
как к другим служащим, не делая различий. Я нахожу ему дела, разрабатываю их, даю
ключ. И все довольны. Он обычно просит меня отслеживать дела со страховками,
когда они нам подворачиваются. Я работал восемнадцать лет на «Пасифик мьючел».
Меня уже стало тошнить от них. Вот я и поступил тогда в юридический колледж. —
Слова опять замирают.
Я смотрю и жду.
— А что бывает, когда вам надо выступать в
суде?
Он кротко улыбается, мол, все это можно
обойти, словчить.
— Ну, несколько раз мне все равно удавалось,
правда. И до сих пор меня не уличили. Знаете, там очень много адвокатов, за всеми
не уследить. Если нам предстоит суд, я прошу пойти со мной Брюзера. Или еще
кого-нибудь из наших.
— Брюзер говорил, что в фирме работают пять
адвокатов.
— Да. Я, Брюзер, Никлас, Токсер и Ридж. И я бы
не стал называть нашу контору фирмой. У нас каждый сам за себя. Вы это скоро
узнаете. Сами будете находить себе дела и клиентов и удерживать треть от всех
гонораров.
Меня подкупает его откровенность, и я жму
дальше:
— Это выгодно?
— Зависит от того, на что вы рассчитываете, —
отвечает он, нервно ерзая на месте, словно Брюзер может его подслушать. — У нас
здесь большая конкуренция. Мне это очень подходит, потому что я могу сделать
сорок тысяч в год, занимаясь делами без лицензии. Но вы, однако, никому об этом
не рассказывайте.
Да мне и в голову такое не придет.
— А на каких условиях вы будете участвовать со
мной в деле о страховке? — спрашиваю я.
— А, вы об этом… Брюзер мне заплатит, если все
будет улажено. Я помогаю ему лично, я единственный, кому он может доверять.
Больше никто не смеет иметь дело с его собственными казусами и документами. Он
прогнал кое-кого, кто пытался вмешиваться. А я человек неопасный. И мне
приходится здесь оставаться, пока не сдам экзамена.
— А что собой представляют другие адвокаты?
— Они приходят и уходят. Брюзер не нанимает
больших умников из престижных школ. Предпочитает молодняк с улицы. Поработают
год-другой, найдут каких-нибудь клиентов, заключат несколько контрактов и
открывают собственные конторы. Адвокаты ведь всегда ищут где лучше.
Давай-давай, рассказывай. Будто я сам не знаю.
— Могу я вас еще кое о чем спросить? — говорю
я неожиданно для самого себя.
— Конечно.
Я вручаю ему рапорт об аварии, и он быстро его
пробегает глазами.
— Вам его Брюзер дал, верно?
— Да. Несколько минут назад. Чего он от меня
хочет?
— Чтобы вы начали дело. Нашли бы парня, на
которого совершен наезд, подписали с ним договор на посредничество с. фирмой
Дж. Лаймена Стоуна и затем подготовили бумаги для подачи в суд.
— А как мне найти этого парня?
— Ну, надо навести справки в больницах. Он
наверняка попал в какую-то из них.
— Вы тоже ездите по больницам?
— Конечно. И постоянно. Понимаете, у Брюзера
есть контакты с Главным полицейским управлением. Это очень хорошо, потому что
он с некоторыми парнями оттуда дружит с детства, и почти каждое утро они
подкармливают его вот такими рапортами. Он делит бумаги между сотрудниками
фирмы и рассчитывает, что мы как следует подготовим дела по рапортам. Для этого
не надо быть специалистом по ракетам.
— А в какую больницу обращаться?
Его круглые глаза выкатываются, и он с
отвращением качает головой.
— Да чему они вас учили в вашем колледже?
— Немногому, но уж, конечно, не как гоняться
за каретами «скорой помощи».
— Тогда вам лучше всего поскорее этому
научиться. Иначе с голоду помрете. Вот смотрите, у вас здесь есть домашний
телефон пострадавшего. Позвоните, скажите, кто бы ни взял трубку, что вы из
Мемфисской пожарной команды или еще что-нибудь в этом роде и, мол, вам нужно
немедленно поговорить с этим водителем, как его там зовут. Но он, естественно,
не может подойти к телефону, потому что он в больнице, скажут вам. Верно? А в
какой больнице, спросите вы. Вам это необходимо внести в компьютерные данные. И
домашние все скажут. Эта штука всегда срабатывает, напрягите воображение. Люди
ведь такие дураки.
Мне становится тошно.
— А что потом?
— А потом вы едете в больницу и беседуете с
имярек. Эй, да вы совсем еще зеленый! Извините. Скажу, что бы я сделал на вашем
месте. Схватил бы сандвич и съел бы его по дороге в машине. Мы бы с вами
подскочили в больницу и подписали контракт с парнем.
О, как мне этого не хочется! Я с большим
удовольствием ушел бы сейчас отсюда и никогда не вернулся. Но делать нечего.
— О`кей, — соглашаюсь я очень неуверенно.
Он вскакивает:
— Встретимся у подъезда. Я позвоню и узнаю, в
какой он больнице.
* * *
Это благотворительная больница Святого Петра,
настоящий зоопарк, куда свозят получивших травмы. Она принадлежит городу и
обеспечивает необходимую помощь бесчисленным пациентам-беднякам.
Деку все это хорошо известно. Мы мчим через
весь город в его старом мини-грузовичке. Это единственное его достояние,
оставшееся после развода, причиной которого явилось оскорбление действием во
время пьяного загула. Теперь он чист в этом отношении, он член «Общества
анонимных алкоголиков». Он и курить бросил. Дек очень любит сыграть в карты,
хотя, как сам признается, его беспокоит появление все новых казино на границе с
Миссисипи.
