Крейг равнодушен к деньгам, зато он занимается
именно тем, чем хотел всегда. Я, напротив, понятия не имею, чем я сейчас
занимаюсь. Работа Крейга в высшей степени благородная, потому что он формирует
умы молодежи. Он может предвидеть результаты своего труда. Я, напротив, пойду
завтра на работу, надеясь всеми правдами и неправдами застолбить какого-нибудь
ни о чем не подозревающего клиента, расхлебывающего сейчас неприятности. Если
бы адвокаты зарабатывали столько же, сколько школьные учителя, сразу же
позакрывались бы девять юридических колледжей из десяти.
Все должно наладиться, но, пока это
произойдет, меня подстерегают два вероятных несчастья. Первое: меня могут
арестовать или причинить еще какие-нибудь гадости из-за пожара в конторе Лейка.
И второе: я могу провалить экзамен на звание адвоката.
Такие мысли заставляют меня качаться в гамаке
почти до утра.
* * *
Брюзер в конторе с самого утра. Глаза у него
красные, он страдает от похмелья, но одет в свой лучший шерстяной костюм, на
нем прекрасно накрахмаленная хлопковая рубашка, а на шее красуется дорогой
шелковый галстук. Его волнистая шевелюра сегодня утром особенно тщательно
вымыта и просто сияет.
Он собирается в зал суда обсудить некоторые
предложения по делу о провозе наркотиков. Он весь в движении. Нервы его
напряжены. Меня требуют к нему, я останавливаюсь перед столом и получаю
инструкции.
— Ты хорошо поработал с ван Ленделом, —
говорит он, роясь в груде бумаг и папок. Дрю что-то жужжит за его спиной,
однако старается выдерживать безопасную дистанцию. Акулы смотрят на него
голодным взглядом. — Несколько минут назад я говорил со страховой компанией.
Страховка покрывает все несчастные случаи. И ясно, кто несет ответственность.
Бедняга сильно пострадал?
Вчера вечером я провел душераздирающий час в
больнице с ван Ленделом и его женой. У них было много вопросов, а главное, их
беспокоит, как много они могут получить. У меня мало ответов по делу, но я
великолепно пользуюсь юридической терминологией.
Пока они еще держатся за нас.
— Сломаны нога, рука, ребра, очень много
кровоподтеков. Лечащий врач говорит, что он пробудет в больнице десять дней.
При этом сообщении Брюзер улыбается:
— Не отступай и действуй. Вникай в
подробности. Слушай, что говорит Дек. Может быть, сладится выгодное дельце.
Выгодное для Брюзера, но мне ничего не
перепадет. Этот случай не будет мне засчитан как гонорарный.
— Полицейские хотят взять у тебя показания о
пожаре, — бросает он, протягивая руку к папке. — Я общался с ними вчера
вечером. Они получат их здесь, в конторе, в моем присутствии.
Он говорит так, словно все уже решено и у меня
нет выбора.
— А если я откажусь встречаться с ними? —
спрашиваю я.
— Тогда они, наверное, повезут тебя в город
для допроса. Если тебе нечего скрывать, я предлагаю, чтобы ты сделал об этом
заявление здесь. Я буду с тобой. Ты можешь проконсультироваться со мной по всем
вопросам. Поговори с ними, и они после этого оставят тебя в покое.
— Значит, они считают, что это был поджог?
— Да, они таки уверены в этом и имеют на то
основания.
— А что им надо от меня?
— Хотят узнать, где ты был, что делал, время и
место, есть ли у тебя алиби и все такое прочее.
— Я не смогу ответить на все их вопросы, но
могу сказать правду.
Брюзер улыбается:
— Значит, тебя освободит правда.
— Тогда я готов.
— Давай поговорим об этом в два часа дня.
Я согласно киваю, но молчу. Странно, что,
находясь в таком уязвимом положении, я верю Брюзеру абсолютно, верю человеку,
которому в любом другом случае не поверил бы ни на грош.
— Мне нужно некоторое свободное время, Брюзер,
— говорю я.
Руки у него на мгновение застывают в воздухе,
и он долго и пристально смотрит на меня. Дрю, которая в уголке кабинета
просматривает папки, замирает и тоже бросает на меня взгляд. И кажется, даже
одна из акул поняла, что я сказал.
— Но ведь ты только что приступил к работе, —
отвечает Брюзер.
— Да, знаю, но у меня экзамен на носу. А я
очень отстал, не занимаясь.
Он наклоняет набок голову и поглаживает свою
козлиную бородку. Глаза у него, когда он с перепоя и после бурных развлечений,
очень жесткие. Они просто как лазеры.
— Сколько времени тебе надо?
— Ну, я хотел бы каждый день приходить на
работу примерно к полудню. Затем, в зависимости от заседаний суда по моим
долгам и намеченных встреч, я хотел бы иметь возможность слинять в библиотеку,
позаниматься. — Я пытаюсь говорить шутливо, но моя попытка не находит у него
никакого отклика.
— Ты можешь учиться у Дека, — говорит Брюзер,
но внезапно улыбается. Это тоже шутка, поэтому я глупо смеюсь. — Вот как и чем
тебе заниматься. — Он снова серьезен. — Ты работаешь до полудня, затем
собираешь книжки и направляешься в кафе больницы Святого Петра. Учись как черт,
ладно, но зри вовсю, чтобы все видеть. Я хочу, чтобы ты сдал экзамен, однако
меня в данный момент больше интересуют новые перспективы дела. Бери с собой
сотовый телефон, чтобы я мог поймать тебя в любой момент. Справедливо?
Ну зачем я все это начал? Я мысленно даю себе
пинка в зад.
— Конечно, — соглашаюсь я хмуро.
Прошлой ночью в гамаке я надеялся, что, если
немного повезет, мне удастся увильнуть от больницы Святого Петра. А теперь меня
там собираются прочно поселить.
* * *
Те же самые два полицейских, что приходили ко
мне на верхотуру, являются к Брюзеру и просят разрешения допросить меня. Мы
сидим все четверо за маленьким круглым столом в углу кабинета. В центре стола
два магнитофона, оба включены.
Вскоре мне все это становится скучно. Я
повторяю ту же самую историю, которую поведал этим двум клоунам в нашу первую
встречу, и они тратят огромное количество времени, пережевывая каждый тончайший
аспект уже слышанного. Они пытаются заставить меня сказать что-нибудь идущее
вразрез с первоначальными показаниями по каким-то совершенно несущественным
деталям.
— Кажется, вы прежде говорили, что были одеты
в темно-синюю рубашку, а теперь утверждаете, что на вас была голубая.
