У него зеленоватые глаза и красивое лицо,
которое кажется гораздо старше, чем бывает в девятнадцать лет. Он обходит ее
загипсованную лодыжку, которую сломал бейсбольной битой, и направляется к
стойке за напитками. Келли чувствует, что я на нее смотрю. Очень осторожно она
поглядывает и в самую последнюю минуту быстро мне подмигивает. Отчего я едва не
давлюсь кофе.
Не нужно много воображения, чтобы представить,
о чем эти двое сейчас говорили. То были угрозы, извинения, мольбы, опять
угрозы. Такое впечатление, что сегодня вечером они сильно не в ладах. У обоих
суровые лица. И свои напитки они тянут через соломинку молча, время от времени
обмениваясь словом-двумя. Они похожи сейчас на двух влюбленных юнцов, которые в
разгаре ссоры и очень дуются друг на друга.
Вот он что-то коротко говорит, она еще короче
отвечает. Они смотрят друг на друга, только когда это необходимо, а чаще
отводят взгляд в сторону. Я прячусь за раскрытой книгой. Келли так устроилась в
кресле, что может посматривать на меня без опасности быть застигнутой врасплох.
Клифф сидит ко мне почти спиной и то и дело поворачивается, но она вовремя
предупреждает меня взглядом, и я успеваю деловито вцепиться себе в волосы и
нырнуть в учебники, прежде чем он обратит внимание на меня.
Через десять минут нерушимого молчания она
говорит что-то такое, что вызывает яростный ответ. Хотел бы я слышать, о чем
они толкуют. Вот он, фыркая, внезапно бросает ей в лицо какие-то слова. Она
платит ему взаимностью. Разговор все громче, и я быстро схватываю, что они спорят
о том, должна ли она давать против него показания в суде. Такое впечатление,
что она еще не решила, и это, по-видимому, беспокоит Клиффа всерьез. Он быстро
распаляется, что неудивительно для такого буяна, и она предупреждает его, чтобы
он не кричал. Он оглядывается вокруг и старается говорить потише.
Сейчас я уже не слышу его слов.
Она сначала провоцирует его, а теперь
успокаивает, но он по-прежнему очень обеспокоен. Он весь кипит, и они снова
некоторое время сидят, набычившись и не глядя друг на друга.
А затем она опять нарушает молчание. Она
что-то шепчет, спина у него напрягается, руки трясутся, речь полна отборной
брани. Они с минуту ругаются, потом она замолкает и опять не обращает на него
внимания. Но Клифф не желает, чтобы его игнорировали, и поэтому опять говорит
все громче. Келли опять велит вести себя потише, ведь они не одни. Но он кричит
еще громче и поясняет, что он сделает, если она не откажется от намерения
подать на него в суд. И если она все-таки подаст, то он попадет в тюрьму и так
далее и тому подобное.
Она что-то говорит, чего я не слышу, и вдруг
он изо всей силы хлопает по столу стаканом с пенящейся колой и вскакивает с
места. Кола расплескивается на половину зала, на соседних столиках и на полу
хлопья углекислой пены. Сама Келли залита с головы до ног. Она в ужасе
открывает рот, закрывает глаза и начинает плакать. Слышно, как он топает по
коридору, ругаясь и проклиная все на свете.
Я инстинктивно вскакиваю, но она быстро качает
головой. Я сажусь снова. Кассирша, которая наблюдала всю эту сцену, подходит с
полотенцем. Она подает его Келли, и та вытирает кока-колу с лица и ладоней.
— Извините, — обращается она к кассирше.
Халат Келли промок насквозь. Она изо всех сил
старается сдержать слезы, вытирая гипс и ноги. Я сижу почти рядом, но помочь не
могу. Я делаю вывод, что она боится, как бы он не вернулся и не застал нас за
разговором.
В больнице немало мест, где можно посидеть со
стаканчиком колы или выпить кофе, но она привела его сюда. Келли хотела, чтобы
я увидел, какой он есть, и я почти уверен, что она намеренно подначивала его,
чтобы я убедился, какой у него взрывной характер.
Мы долго смотрим друг на друга, пока она
методично вытирает лицо и руки от колы. По лицу текут слезы, их она вытирает
тоже. Ей присуще это необъяснимое женское свойство — плакать незаметно. Она не
рыдает и не всхлипывает, губы у нее не искривляются. Руки не дрожат. Она просто
сидит, словно совсем в другом мире, смотрит на меня остановившимися глазами и
промокает кожу белым полотенцем.
Идет время, но я теряю ему счет. Появляется
хромой санитар и вытирает лужу вокруг нее. В бар вбегают три санитарки, громко
разговаривая и смеясь, но разом останавливаются и затихают, увидев, в каком
состоянии Келли. Они смотрят, шепчутся, иногда поглядывая на меня.
Ушел Клифф довольно давно, и можно думать, что
больше сегодня не вернется, а мысль быть джентльменом меня восхищает. Санитарки
уходят, и Келли тихонько подзывает меня указательным пальцем. Теперь я могу
спокойно к ней подойти.
— Извините, — говорит она, когда я опускаюсь
около нее на корточки.
— Все в порядке.
И затем она произносит слова, которые я
никогда не забуду:
— Ты отвезешь меня в мою палату?
В другой обстановке эти слова могли бы иметь
очень глубокий подтекст и далеко идущие последствия, и на минуту я улетаю
воображением на какой-то экзотический пляж, где двое молодых любовников решают
наконец приступить к делу.
Но ее палата, конечно, не имеет ничего общего
с моими мечтами, дверь ее может открыть толпа желающих, даже адвокаты могут
взять ее на абордаж.
Я осторожно лавирую с Келли, сидящей в кресле,
между столиками и выезжаю в коридор.
— Пятый этаж, — бросает она через плечо.
Я не спешу. Я очень горжусь тем, что я такой
благородный рыцарь. Мне нравится, что мужчины поглядывают на нее и потом
оборачиваются, пока мы проезжаем по коридору.
Мы на несколько секунд оказываемся одни в
лифте. Я становлюсь около нее на колени.
— Ты в порядке? — спрашиваю я.
Келли уже не плачет. Глаза ее влажны и немного
красны, но она владеет собой. Она быстро кивает и говорит:
— Спасибо. — Затем берет мою руку и крепко ее
сжимает. — Я тебе так благодарна.
Лифт вздрагивает и останавливается. Входит
врач, и она быстро отпускает мою руку. Я становлюсь за креслом, словно
преданный муж. Мне опять хочется держать ее руку в своей.
Уже почти одиннадцать, судя по настенным часам
на пятом этаже. Если не считать нескольких санитарок и технических служащих, в
коридоре пусто и поэтому тихо. Дежурная медсестра на посту дважды оглядывает
меня, пока мы проезжаем мимо. Миссис Райкер отбыла в кафе в обществе одного
мужчины, а возвращается с другим.
Мы поворачиваем налево, и она указывает на
свою дверь.
К моему удивлению и восторгу, у нее отдельная
палата с окном и ванной. Горит свет.
