Я не знаю, может ли Келли хоть как-то
передвигаться, но в данный момент она совершенно беспомощна.
— Ты должен помочь, — говорит она. И мне
повторять не надо. Я осторожно наклоняюсь, и она обвивает мою шею руками. Она
прижимается ко мне сильнее, чем это необходимо, но я не возражаю. Халат вымочен
кока-колой, но меня это не особенно трогает. Келли уютно прильнула ко мне,
очень тесно, и я сразу ощущаю, что на ней нет лифчика. Я прижимаю ее к себе еще
крепче.
Затем бережно поднимаю из кресла, задача
легкая, потому что весит она не больше ста десяти фунтов с гипсом и всем
остальным. Мы осторожно шагаем к постели, как можно медленнее, лелеем ее
драгоценную больную ногу, стараясь поудобнее ее устроить, и я медленно опускаю
Келли на кровать.
Мы неохотно выпускаем друг друга из объятий.
Наши лица почти соприкасаются, когда та же самая дежурная медсестра впархивает
в палату, поскрипывая резиновыми тапочками на плиточном полу.
— Что случилось? — восклицает она, показывая
на грязный халат.
Мы еще на разомкнули объятий и пытаемся это
сделать сейчас.
— О, это! Просто случайность, — объясняет
Келли.
Медсестра ни минуты не стоит на месте. Она
открывает ящик комода под телевизором и вынимает сложенный чистый халат.
— Ну, значит, нужно переодеться, — говорит
она, бросая халат на кровать около Келли. — И нужно вымыться с губкой в ванне.
— Она на секунду замолкает, кивает в мою сторону и говорит: — Пусть он тебе
поможет.
Я делаю глубокий вдох и чувствую, что сейчас
потеряю сознание.
— Я сама справлюсь, — заверяет Келли, кладя
халат на столик около кровати.
— Часы посещения закончились, миленький, —
обращается ко мне медсестра. — Вам, ребятишки, надо скорее переодеться. — И,
вильнув бедрами, выскакивает из палаты.
Я затворяю дверь и подхожу к краю кровати. Мы
испытующе смотрим друг на друга.
— А где губка? — спрашиваю я, и мы смеемся. У
нее большие ямочки на щеках.
— Садись сюда. — Она похлопывает по краю
кровати. Я устраиваюсь рядом. Ноги у меня висят. Мы не касаемся друг друга. Она
подтягивает белую простыню к подмышкам, словно хочет прикрыть пятна на халате.
Я совершенно ясно представляю себе ситуацию.
Избитая жена — тем не менее замужняя женщина, пока она не получила развод. Или
пока не убила негодяя.
— Так что ты думаешь о Клиффе? — спрашивает
она.
— А ты ведь хотела, чтобы я его увидел, правда?
— Наверное.
— Его надо расстрелять.
— Ну, это слишком сурово для небольшого
скандала, а?
Я замолкаю на минуту и отворачиваюсь. Я решил,
что не буду играть с ней в ее игры. Раз мы разговариваем, разговор должен быть
честным. И вообще, что я здесь делаю?
— Нет, Келли, это не сурово. Любой мужчина,
который бьет свою жену алюминиевой битой, должен быть расстрелян. — Произнося
это, я внимательно за ней наблюдаю, и она не отводит своего взгляда.
— Как ты об этом узнал?
— Из документации. Из полицейских рапортов,
справок «скорой помощи», медицинских карт в больнице. Сколько ты еще будешь
ждать? Пока он не стукнет тебя битой по голове? Он же может тебя убить, ты ведь
понимаешь. Парочка хороших ударов по черепу…
— Перестань! Не тебе судить, каково это. — Она
смотрит в стенку, потом опять смотрит на меня, и опять у нее текут слезы. — Ты
не представляешь даже, о чем говоришь.
— Тогда расскажи.
— Если бы я хотела это обсуждать, я подала бы
в суд. А ты не имеешь права копаться в моей жизни.
— Подай на развод. Я завтра же принесу
необходимые бумаги. Сделай это сейчас, пока ты в больнице и тебя лечат от еще
не прошедших травм. Разве могут быть лучшие доказательства? Дело пойдет как по
маслу, и через три месяца ты будешь свободной женщиной.
Она качает головой с таким видом, словно я
абсолютный идиот. Возможно, я действительно идиот.
— Ты не понимаешь.
— Да, конечно, не понимаю. Но я очень ясно
представляю себе одну скверную картину. Если ты не избавишься от этого
потаскуна, то можешь через месяц погибнуть. У меня записаны названия и телефоны
трех обществ помощи женщинам, которые страдают от насилия в семье.
— Насильственных действий!
— Совершенно точно. Ты относишься к таким
женщинам. Келли, ты подвергаешься оскорбительному насилию. Вот этот синяк у
тебя на лице — явное доказательство, что муж тебя бьет. Ты можешь получить
помощь. Заполни документы на развод и получи эту помощь.
Она секунду обдумывает мой совет. В комнате
тихо.
— Развод ничего не изменит. Я уже пыталась
развестись.
— Когда?
— Пару месяцев назад. А ты не знал? Уверена,
что сведения об этом сохранились в суде. Что толку от всех этих бумажек?
— И что с разводом?
— Я забрала заявление назад.
— Почему?
— Потому что устала от пинков, которыми он
меня угощал. Он собирался меня убить, если я не заберу заявление. Он говорит,
что любит меня.
— Все ясно. Можно тебя еще кое о чем спросить?
У тебя есть отец или брат?
— А что?
— Потому что, если бы мою дочь избивал муж, я
сломал бы ему шею.
— Отец ничего не знает. Мои родители еще никак
не переварят бывшую беременность. Они никогда мне этого не простят. Они
презирали Клиффа с того самого момента, как он вошел в нашу дверь, и, когда
разразилась скандальная история с беременностью, они перестали общаться с нами.
Я не разговаривала с родителями с тех пор, как уехала из дому.
— А брата у тебя нет?
— Нет. Нет никого, кто позаботился бы обо мне.
И не было до сих пор.
Удар прямо в цель, и мне требуется время,
чтобы собраться с духом.
— Я сделаю все, что хочешь, — отвечаю я. — Но
ты должна заполнить документы на развод.
Она вытирает пальцами слезы, и я подаю ей
салфетку со стола.
— Я не могу их заполнить.
— Но почему?
