Склонив голову так же низко, как Дек, я киваю.
Нас никто не слышит, но мы ловим несколько пристальных взглядов, недоумевающих,
чего это мы так низко согнулись над едой.
— Ну, значит, вчера Дэвид Рой выступил
свидетелем перед большим составом присяжных. И такое впечатление, словно он
организовал дельце.
При этих словах Дек с трудом выпрямляется и
опускает глаза вниз, будто я могу догадаться обо всем сам.
— Итак? — говорю я, по-прежнему низко
наклонившись к нему.
Он хмурится, осторожно оглядывается и затем
снисходит к моей тупости.
— Много шансов за то, что он уже донес на
Брюзера. Может, и на Принса Томаса. И я даже слышал от какого-то олуха, что за
голову Роя назначена цена.
— Успели договориться!
— Да. Это точно.
— Но с кем заключен договор?
— Попытайся догадаться.
— Не с Брюзером, конечно.
Он опасливо, робко улыбается, плотно сжав
губы, а потом говорит:
— Такое случается уже не в первый раз. — И с
этими словами отхватывает огромный кусок сандвича и медленно его жует.
Я жду, пока он проглотит кусок.
— Что ты хочешь этим сказать? — спрашиваю я.
— Думай о запасных вариантах.
— Но у меня их нет.
— Ты должен постараться что-нибудь подыскать.
— Я только-только попал в фирму Брюзера.
— Но здесь может стать очень жарко.
— А как насчет тебя?
— Да я, наверное, тоже сделаю ноги.
— А как остальные парни?
— О них не волнуйся, они же о тебе не беспокоятся.
Я здесь твой единственный друг.
Эти слова не идут у меня из ума несколько
часов. Дек знает больше, чем говорит, но за пару совместных ленчей я из него
все вытяну. У меня сильное подозрение, что он уже присматривает местечко, где
можно приземлиться, если грянет несчастье. Я встречался с другими адвокатами,
работающими в фирме, — Никласом, Токсером и Риджем, — но они все держат при
себе и мало что говорят. Двери их кабинетов всегда заперты. Дек их
недолюбливает, а что к нему чувствуют они, можно только догадаться. По словам
Дека, Токсер и Ридж — приятели и, возможно, подумывают открыть небольшую
собственную фирму. Никлас — алкоголик, и поэтому в подвешенном состоянии.
Наихудший исход для Брюзера, если сейчас его
обвинят, арестуют и отдадут под суд. Процесс может продолжаться по крайней мере
год. Но он может продолжать работать и вести дела в конторе. До вынесения
приговора его не могут лишить лицензии.
«Расслабься», — твержу я себе.
Даже если меня выбросят на улицу, так я уже
переживая это раньше. И тем не менее смог встать на ноги.
Я еду по направлению к дому мисс Берди мимо
городского парка. При свете прожекторов здесь играют по крайней мере три раза в
неделю в бейсбол.
Я останавливаюсь возле телефона-автомата,
набираю номер. После третьего звонка она отвечает:
— Алло.
Звук ее голоса пронзает меня насквозь.
— Клифф дома? — говорю я, взяв на октаву ниже.
Если она ответит утвердительно, я повешу трубку.
— Нет. А кто это звонит?
— Руди. — Я перехожу на свой обычный голос.
Задерживаю дыхание и жду, что сейчас последует отбой, но в то же время надеюсь
услышать мягкие, чувственные звуки ее голоса. Черт возьми, я сам не знаю, чего
мне ждать.
Наступает пауза, но она не вешает трубку.
— Я же просила тебя не звонить, — произносит
она без малейшего признака гнева или неудовольствия.
— Извини. Я не мог с собой совладать. Я о тебе
беспокоюсь.
— Мы не должны так поступать.
— Как именно?
— Прощай. — Теперь она кладет трубку, и я
слышу гудки отбоя.
Мне потребовалось собрать все свое мужество,
чтобы позвонить, а теперь я жалею, что сделал это. Но у некоторых больше
мужества, чем мозгов. Я знаю, что ее муж буян, который явно не в себе, но все-таки
не представляю, как далеко он может зайти. Если он типичный ревнивец, а я
полагаю, что это именно так, потому что этот девятнадцатилетний пьяный
мерзавец-спортсмен женат на красивой женщине, тогда он наверняка подозревает ее
все время. Но неужели он дошел до такой степени, что установил подслушивающее
устройство?
Очень смелое допущение, но эта мысль не дает
мне уснуть.
Я, наверное, и часа не проспал, когда вдруг
зазвонил телефон, на электронных часах почти четыре утра. Я нащупываю в темноте
трубку.
Это Дек, он в большом возбуждении и быстро
тараторит по телефону из автомобиля. Он мчится в моем направлении, до меня
всего три квартала. Случилось нечто колоссальное, требующее предельно срочных
действий, некое просто замечательное несчастье. Скорее! Одевайся! Он дает
указание ждать его на тротуаре через минуту.
Дек уже ожидает меня в своем обтерханном
мини-грузовичке. Я вскакиваю в машину, он кладет в рот жвачку, и мы летим во
весь дух. Я не успел даже почистить зубы, так торопился.
— Что, черт возьми, происходит? — спрашиваю я.
— Большое крушение на реке, — произносит он
мрачно, словно глубоко опечален событием. И это означает, что еще один день мы
работаем на фирму. — Вчера после одиннадцати вечера нефтяная баржа сорвалась с
якоря, поплыла вниз по течению и налетела на колесный пароход, который был
зафрахтован для речной прогулки старшеклассников. На борту, возможно, было до
трех сотен ребят. Пароход затонул возле Грязного острова, вблизи отмели.
— Это ужасно, Дек, но что там делать нам?
— Надо самим все проверить. Это Брюзеру
позвонили.
Брюзер позвонил мне. И вот мы здесь. Это
огромное несчастье, может, самая большая катастрофа, случившаяся в Мемфисе.
— И что же, этим можно гордиться?
— Ты не понимаешь. Брюзер не собирается
выпускать случай из рук.
— Чудесно. Пусть втиснет свой жирный зад в
водолазный костюм и достает со дна утонувших.
