Еще темно, когда я приезжаю к Труди. Я ее
первый посетитель.
Кофе кипит, пончики горячие. Мы с минуту
болтаем, но Труди есть чем заняться и кроме болтовни.
Мне также. Я пренебрегаю газетами и зарываюсь
с головой в свои заметки. Время от времени я посматриваю в окно на пустующую
площадку для парковки и напрягаю зрение, чтобы разглядеть агентов ФБР в машинах
без номерных знаков, покуривающих сигареты с фильтром и пьющих несвежий кофе из
термосов, совсем как это происходит в фильмах. По временам Деку можно
довериться во всем, но иногда он действительно такой болван, каким кажется.
Он тоже приезжает пораньше. В самом начале
восьмого он получает свой кофе и садится на стул напротив меня. Забегаловка уже
наполовину заполнилась людьми.
— Ну? — Его первое слово.
— Давай попытаемся поработать с год, — отвечаю
я. Я решил, что мы заключим с ним соглашение только на один год и я вставлю в
договор пункт насчет месячного испытательного срока, после которого каждый
может разорвать контракт, если он не будет его удовлетворять.
На свет быстро появляются его зубы, он не
может скрыть волнения. Дек протягивает правую руку, словно палку, через стол,
чтобы пожать мою. Момент для Дека очень важный. Хотел бы я испытывать такие же
чувства.
Я решил также, что буду держать его в узде и
слегка осаживать, чтобы он не бросался на добычу за каждым несчастным случаем.
Усердно работая и честно обслуживая наших клиентов, мы сможем обеспечить себе
неплохую жизнь и надежды на лучшее будущее. Я вдохну в Дека мужество, чтобы он
еще раз подготовился к экзаменам, получил лицензию, я привью ему уважение к
нашей профессии.
Но все это, конечно, постепенно.
Я ведь не наивен. Ждать, что Дек будет
держаться поодаль от больниц, все равно что рассчитывать, будто пьяница может
обходить стороной бары. Но я по крайней мере постараюсь его облагородить.
— Ты унес из офиса свои дела? — шепчет он,
поглядывая на дверь, в которую только что вошли два шофера грузовиков.
— Да. А ты?
— Я уж потаскиваю свое добро целую неделю.
Я бы с удовольствием не продолжал этот
разговор. Я меняю тему и начинаю говорить о блейковском деле, но Дек опять
возвращается к нашему новому замыслу. В восемь мы идем в офис, и Дек дотошно
разглядывает каждый автомобиль на парковке, словно все они набиты вооруженной
федеральной охраной.
Восемь пятнадцать, а Брюзер еще не приехал. Мы
с Деком обсуждаем пункты драммондовского ходатайства. Здесь, в конторе, где
стены и телефоны напичканы «жучками», мы говорим только на юридические темы.
Восемь тридцать, а Брюзера все нет. Он ведь
особо подчеркнул, что прибудет ровно в восемь, так как надо еще раз просмотреть
дело. Зал заседаний судьи Хейла расположен в главном здании суда округа Шелби.
Это двадцать минут езды в непредсказуемых уличных условиях. Дек неохотно звонит
Брюзеру домой. Ответа нет. Секретарша Дрю тоже подтверждает, что ждала его к
восьми. Она пытается дозвониться по мобильному телефону, но безуспешно. Однако,
может быть, он встретит нас прямо в суде, предполагает она.
Мы с Деком набиваем папками мой портфель и без
четверти девять выезжаем. Он говорит, что знает кратчайший путь, и ведет
машину, а я потею от волнения. Ладони у меня липкие, горло пересохло. Если
Брюзер подставит меня на этом слушании, я ему никогда не прощу. Я по-настоящему
его возненавижу, до конца своих дней.
— Расслабься, — замечает Дек, сгорбившись над
рулем и летя на красный свет. Но даже Дек, взглянув на меня, понимает, что я
сейчас отчаянно трушу. — Я уверен, что Брюзер уже там, — говорит он без
малейшей уверенности. — А если его нет, ты сам прекрасно справишься. Ведь это
просто ходатайство. Я хочу сказать, что присяжных не будет, ты же знаешь.
— Заткнись и рули, Дек, ладно? И постарайся,
чтобы мы не попали в аварию и не погибли.
— Ох и нервный же ты!
Мы уже в самом городе, в гуще движения, и я с
ужасом смотрю на наручные часы. Девять. Ровно девять. Дек жмет на газ, и двое
прохожих в ужасе шарахаются в сторону. Он проносится прямо через крошечную
площадку для парковки.
— Видишь вон ту дверь? — говорит он, показывая
на угол суда округа Шелби, массивного здания, занимающего целый квартал.
— Ага.
— Иди туда, поднимись на этаж, зал за третьей
дверью направо.
— Как ты думаешь, Брюзер там? — спрашиваю я
еле слышно.
— Конечно, — отвечает он лицемерно. Он
нажимает на тормоза, задевая кромку тротуара, я выпрыгиваю и приземляюсь на
четвереньки. — Я приду скоро, только припаркуюсь! — кричит он.
Я лечу по бетонным ступенькам вверх, через
дверь, на другой этаж и оказываюсь во Дворце правосудия.
Суд округа Шелби расположен в старом солидном
и прекрасно сохранившемся здании. Полы и стены мраморные, двустворчатые двери
из полированного красного дерева. Коридор широкий, темный, спокойный, по обе
стороны его тянутся деревянные скамьи, а над ними висят портреты выдающихся
юристов.
Я сбавляю шаг до трусцы и останавливаюсь у
двери в зал, где председательствует его честь Харви Хейл.
Брюзера в коридоре не видно. Я тихонько
отворяю дверь, заглядываю в зал и не вижу его огромной туши. Его нет.
Но зал не пустует. Я смотрю на левое крыло,
устланное красной ковровой дорожкой, на ряды отполированных до блеска мягких
скамей за низкими вращающимися на петлях железными створками. Я вижу, что моего
прихода ожидает горстка людей. Возвышаясь над всеми в огромном, обитом
темно-красной кожей кресле, восседает мужчина неприятной внешности в черной
мантии. Он хмуро поглядывает в мою сторону. Я решаю, что это, очевидно, и есть
судья Харви Хейл. Часы у него за спиной показывают, что уже двенадцать минут
десятого. Одной рукой он придерживает подбородок, пальцами другой нетерпеливо
постукивает по столу.
Слева от меня, за барьером, который отделяет
скамьи для посетителей от места судьи, лож присяжных и столов для адвокатов, я
вижу группу людей, и все они стараются получше меня разглядеть. Любопытно, что
они одинаково выглядят и одинаково одеты — у всех короткая стрижка, темные
костюмы, белые рубашки, галстуки в полоску, строгие лица и презрительные
усмешки.
Все молчат. Я чувствую себя нарушителем
частных владений. Даже судебная стенографистка и судебный пристав, кажется,
смотрят неодобрительно.
