Тяжелой походкой, с внезапно ослабевшими
коленями, я очень неуверенно подхожу к железным воротцам и далее за барьер к
месту, предназначенному для адвокатов. Горло у меня сухое, как пергамент. Голос
тускл и слаб.
— Извините, сэр, но я прибыл на слушание
ходатайства по Делу Блейков.
Выражение лица у судьи все то же. Он
продолжает барабанить пальцами.
— А кто вы такой?
— Э… меня зовут Руди Бейлор. Я работаю в фирме
Брюзера Стоуна.
— А где сам мистер Стоун?
— Не могу сказать. Он должен был встретиться
со мной в зале суда.
Слева внезапно оживляется кучка адвокатов, но
я туда не смотрю. Судья Хейл перестает барабанить пальцами, поднимает
подбородок и утомленно качает головой.
— Ничему не удивляюсь, — произносит он в
микрофон.
Так как мы с Деком решили удирать из фирмы Стоуна,
я твердо намерен прихватить дело Блейков, понадежнее его спрятав. Оно мое!
Никто не имеет на него права. В данный момент судья Хейл еще не знает, что
адвокатом по этому делу, выступающим против «Дара жизни», буду я, а не Брюзер.
Как бы я ни был этим потрясен и напуган, я быстро решаю, что сейчас самый
подходящий момент утвердить свою репутацию.
— Полагаю, вы можете отложить слушание
ходатайства, — говорит судья.
— Нет, сэр. Я готов его оспорить, — отвечаю я
со всей внушительностью и твердостью, на которые только способен, и кладу свою
папку на стол справа от себя.
— А вы адвокат?
— Э… я только что сдал экзамен.
— Но лицензии вы еще не получили?
Не знаю, почему я раньше не подумал об этом.
Наверное, я так возгордился, что это обстоятельство совершенно выпало у меня из
памяти. К тому же Брюзер ведь сам собирался выступить, позволив мне что-нибудь
промямлить для практики.
— Нет, сэр. На следующей неделе я присягаю на
церемонии вручения лицензий.
Один из моих противников так громко
откашливается, что судья смотрит в его сторону. Я оборачиваюсь и вижу
импозантного джентльмена в темно-синем костюме в тот самый момент, как он
торжественно встает.
— С позволения суда, — говорит он, как говорил
уже тысячу раз, — для протокола: меня зовут Лео Ф. Драммонд из «Тинли Бритт», я
выступаю как советник фирмы «Прекрасный дар жизни». — Он вещает сдержанно,
солидно, и все это предназначено для ушей его давнего друга и йельского
напарника. Стенографистка, запечатлев эти слова, возвращается к прерванному
занятию — полировке ногтей. — Мы также возражаем против того, чтобы в деле
участвовал этот молодой человек. — И он плавно простирает руки в мою сторону.
Слова его медленны и весомы. И я уже ненавижу его. — Как! Он даже не получил
еще лицензии.
Я ненавижу его покровительственный тон, его
глупую мелочность. Ведь это только слушание ходатайства, не само судебное
заседание.
— Ваша честь, я получу лицензию на следующей
неделе, — упираюсь я. И то, что я злюсь, очень помогает говорить громко и
твердо.
— Но этого недостаточно, ваша честь. —
Драммонд широко разводит руками, словно сама мысль выступать без лицензии
невероятно комична. Внимание, надо сдерживать себя.
— Ваша честь, я сдал экзамен.
— Большое дело, — делает выпад Драммонд.
Я смотрю ему прямо в лицо. Рядом с ним еще
четверо, трое из них сидят за столом с блокнотами на изготовку. Четвертый сидит
за ними. Я ловлю их общий насмешливый взгляд.
— Да, большое дело, мистер Драммонд.
Справьтесь-ка об этом у Шелла Бойкина, — отвечаю я.
Лицо Драммонда вытягивается, он слегка
отступает назад, будто уклоняясь от удара. Мне даже кажется, что они все
четверо немного смущены. Конечно, дешевый ударный прием, но я в силу некоторых
причин не мог сдержаться. Шелл Бойкин один из двух студентов с нашего курса,
которому выпала привилегия быть принятым на работу в «Трень-Брень». Мы три года
презирали друг друга и вместе держали экзамен в прошлом месяце. Но в субботней
газете его имя в списке выдержавших не значилось, и я уверен, его великолепная
фирма слегка сконфужена: как это один из ее умненьких молодых новобранцев
провалился?..
Драммонд еще больше хмурится, а я широко
улыбаюсь ему в лицо. В эти короткие секунды, когда мы стояли напротив и зорко
следили друг за другом, я получил безмерно ценный урок. Мой противник — тоже
человек. Он может быть легендарно удачливым судебным адвокатом, очень
заслуженным и со множеством почетных степеней, и все же он просто человек. И не
осмелится дать мне сдачи, потому что сразу же получит от меня пинок в зад. Нет,
ни он и никто из кучки его жалких прихлебателей ничего не сможет мне сделать.
Пол в зале суда гладкий и ровный, без всяких
амфитеатров. Драммонд со мной на одном уровне. И стол у меня такой же большой,
как у него.
— Садитесь! — рычит судья в микрофон. — Оба
садитесь.
Я подвигаю стул и сажусь.
— Один вопрос, мистер Бейлор. Кто будет вести
дело от лица вашей фирмы?
— Я буду, ваша честь.
— А что насчет мистера Стоуна?
— Не могу сказать. Но это мои клиенты, и это
мое дело. Мистер Стоун подписал его на судебное рассмотрение от моего имени,
так как я тогда еще не сдал экзамена.
— Очень хорошо. Давайте продолжим.
Записывайте, — обращается он к судебной стенографистке, которая запускает
записывающее устройство. — У нас на руках имеется ходатайство обвиняемой
стороны об отводе слушания дела в суде, так что мистер Драммонд выступит первым.
Каждой из сторон предоставляю для обсуждения пятнадцать минут, потом направляю
дело на консультацию. Не собираюсь тратить на него все утро. Согласны?
Все кивают. Стол защиты напоминает тир на
карнавале с аттракционом по стрельбе в деревянных уток, которые одновременно
качают головой. Вот так же и приспешники Драммонда кивают в унисон.
Лео Драммонд шествует к разборному возвышению
в центре зала и начинает речь. Он нетороплив и входит во все подробности. Через
несколько минут слушать его становится скучно.
Он суммирует главные пункты, которые уже были
заявлены в пространном заключении, суть которых в том, что «Дар жизни»
неправомерно подвергается преследованию, его полисы не покрывают случаев с
пересадкой костного мозга. В иске есть также сомнительный пункт,
распространяется ли полис на Донни Рея, потому что тот уже взрослый и больше не
является иждивенцем.
