Я сижу в каком-то забытьи и тупо смотрю на
баночки с пилюлями, надеясь, что он ими подавится. Драммонд, не проронив ни
слова, стремительно, словно на пружинах, вскакивает и опускает задницу на край
стола. Он смотрит на меня сверху вниз, сияя теплой, добродушной улыбкой.
— Послушайте, Руди, я очень дорогой адвокат из
очень дорогой фирмы, — говорит он низким, доверительным тоном, словно выдает
секретную информацию. — Когда нам в руки попадает подобное дело, мы сначала с
математической точностью производим расчеты и прикидываем стоимость нашей
защиты. Мы представляем свои подсчеты нашему клиенту, а до тех пор и пальцем не
пошевелим. Я уладил множество таких дел и могу бить в цель с большой точностью.
— Он немного меняет позу, готовясь перейти к главному: — Я довел до сведения
«Прекрасного дара жизни», что наша защита обойдется компании на настоящем,
полновесном суде между пятьюдесятью и семьюдесятью пятью тысячами долларов.
Он ждет от меня замечания насчет того, что
цифра внушительная, но я упорно смотрю на его галстук и молчу. Раздается глухой
звук, это спускают воду в туалете, я слышу журчание.
— Итак, компания «Прекрасный дар жизни»
уполномочила меня предложить вам и вашим клиентам семьдесят пять тысяч
долларов, чтобы уладить это дело по соглашению сторон.
Я с трудом делаю вдох. В голове вихрем
проносятся десятки мыслей, главная из которых та, что, значит, моя доля
составит двадцать пять тысяч. Мой гонорар! Я прямо-таки вижу эти деньги наяву.
Но подождите-ка! Если его приятель Харви Хейл
готов снять дело из-за его несостоятельности, тогда почему Драммонд предлагает
деньги?
И тогда мне приходит на ум, что ведь это
обычная игра в доброго и плохого следователей. Харви для начала выбил из меня
дух, раздраконив дело как несостоятельное, а потом выступил на сцену Лео со
своими бархатными перчатками. И я невольно думаю, сколько раз в этом самом
кабинете они дружно разыгрывали такие же сцены.
— И никакого признания вины со стороны
компании, — продолжает Драммонд. — Это одноразовое предложение, которое
остается в силе в течение последующих двух суток, принимайте его или
отклоняйте. Но если вы скажете «нет», тогда между нами начнется третья мировая
война.
— Но почему они это предлагают?
— Простая экономика. «Прекрасный дар жизни»
сбережет деньги, вдобавок сможет избежать возможного безумного вердикта. Им не
хочется, чтобы их стали преследовать по суду, понимаете? Их служащие не хотят
тратить время зря на объяснения и явки в суд. Они люди спокойные, тихие, им не
нужна реклама подобного рода. Страховое дело очень опасное, тут каждому готовы
глотку перегрызть, и им ни к чему, чтобы их соперники извлекли выгоду из
судебного процесса. Существует много доводов за то, чтобы закончить дело тихо-спокойно.
И много убедительных причин, чтобы ваши клиенты взяли денежки и рванули прочь.
Ведь большая часть таких выплат не подлежит, как вам известно, налогообложению.
Он весь такой гладкий и неуязвимый. Я могу
спорить и доказывать, как низок и подл его клиент, но он будет просто улыбаться
и кивать, подтверждая мои слова. И все как с гуся вода. Вот сейчас Лео Драммонд
хочет, чтобы я взял деньги, и даже если бы я стал говорить всякие гадости,
например, о его жене, он бы и глазом не моргнул.
Дверь открывается, и его честь выходит из
своей личной уборной. Теперь Лео чувствует, что и его мочевой пузырь
переполнен, и просит извинить за отлучку. Союз торжествует.
Они хорошо спелись.
— Высокое кровяное давление, — говорит Хейл
себе самому, садясь за стол и собирая баночки.
А мне хочется заметить, что оно у него еще
недостаточно высокое.
— Боюсь, это не очень выигрышное дело, малыш.
Возможно, Лео, на что я надеюсь, сделает вам предложение уладить дело миром,
путем соглашения сторон. Это ведь тоже входит в мои обязанности, знаешь ли,
предлагать мировую. Другие судьи на это смотрят иначе, но только не я. Я с
первого же дня разборки люблю принимать участие в примирении сторон. Это
позволяет скорее завершить дело. А эти парни из страховой компании вполне могут
выбросить тебе какую-то сумму, вместо того чтобы платить Лео по тысяче баксов в
минуту. — Он смеется, будто действительно все это очень смешно, но неожиданно
лицо его наливается кровью, и он кашляет.
Я почти вижу, как Лео стоит в уборной,
приткнув ухо к двери, и подслушивает. Я бы не удивился, узнав, что у них там
есть микрофончик.
Я смотрю на судью, пока глаза у него не
наливаются влагой. Когда он перестает кашлять, я говорю:
— А он только что предложил мне сумму, равную
стоимости защиты.
Хейл никудышный актер. Он старается разыграть
удивление.
— Это сколько же?
— Семьдесят пять тысяч.
— Поди ж ты! Послушай, сынок, ты будешь дурак
дураком, если откажешься.
— Вы так думаете? — отвечаю я, подыгрывая ему.
— Семьдесят пять! Поди ж ты, ведь это куча
денег! На Лео совсем не похоже.
— Да нет, он очень щедрый.
— Так что хватай денежки, сынок. Я давно
занимаюсь подобными делами, ты должен прислушаться к тому, что я советую.
Дверь отворяется, и Лео присоединяется к нам.
Его честь пристально смотрит на Лео и говорит:
— Семьдесят пять тысяч! — Можно подумать, что
эти деньги капают из служебного бюджета самого Хейла.
— Но так предложил мой клиент, — объясняет
Лео. Он-то сам человек подневольный. Он-то сделать ничего не может.
Они еще некоторое время перебрасывают этот мяч
один другому. Мои мысли сейчас сбивчивые, поэтому говорю я мало.
Когда мы выходим из кабинета, Лео обнимает
меня за плечи.
Я нахожу Дека в холле, он висит на телефоне. Я
сажусь на ближайшую скамью и стараюсь собраться с мыслями. Они ожидали прихода
Брюзера. Интересно, стали бы они разыгрывать спектакль с ним? Нет, не думаю.
Почему они так быстро составили такой план действий против меня? Очевидно, с
Брюзером они применили бы другую тактику.
Но в двух вещах я убежден. Первое: Хейл
серьезно настроен отклонить слушание дела. Он больной старик, который уже давно
занимает место судьи. Он не поддастся никакому давлению со стороны. Ему
совершенно наплевать, правильно он поступает или нет. И мне будет очень трудно
подать дело в другой суд. Нам угрожает серьезная опасность. И второе: Драммонд
слишком старается уладить дело. Он опасается за судьбу процесса и опасается
потому, что его клиента схватили за руку на очень неблаговидной сделке.