Теперь, когда мы уже оказались внутри, мне становится не по себе. Я не так уж хорошо танцую, хотя училась и классическому, и джазовому танцу, и степу (мои родители свято верят в то, что все работающие в театре люди обязаны уметь танцевать). Все дело в сцене. Я всегда замираю от страха или зацикливаюсь на движениях и на том, как я выгляжу в той или иной позе. Трудно расслабиться, когда на тебя все смотрят.
Начинается веселая, подвижная песня.
— Пойдем танцевать? — предлагает Радж.
— Староват я для танцев, — отвечает дедушка.
— Да я не вам, — поясняет Радж. — Элли!
Я чувствую, как к лицу приливает жар.
— Конечно, — шепотом отвечаю я.
Не знаю, в чем тут дело — в музыке ли, в темноте ли, в защитной ли оболочке костюма, — но волнение, которое я обычно испытываю на танцплощадке, испаряется, и я, к собственному удивлению, начинаю прыгать и кружиться рядом с Раджем.
От пульсирующей, громыхающей музыки дрожит пол. Словно подводное течение, она подхватывает меня и увлекает за собой, заглушая мысли и оставляя только ощущения. Душный воздух. Касание локтя. Вспышка прожектора.
Я — медуза, светящаяся в темном море, яркая и блестящая, ждущая, пока до нее кто-нибудь дотронется.
Когда музыка останавливается, я встречаюсь взглядом с Раджем, и мы выдыхаем, улыбаясь друг другу.
Я оглядываюсь в поисках дедушки. Он сидит на стуле у стены, сгорбившись, уткнувшись в грудь подбородком. И крепко спит.
Как настоящий старик.
Свечи
Когда я просыпаюсь, под потолком прыгают радужные гелиевые шарики, а мне уже не одиннадцать. Не то чтобы я выросла за ночь или как-то изменилась физически, но я чувствую себя по-новому. Все ощущается сильнее.
В комнату входит мама с телефоном в руках.
— Папа звонит, — говорит она и вручает мне трубку.
— Мои поздравления из Хьюстона! — раздается папин голос. — Как ты себя чувствуешь, достигнув преклонного возраста двенадцати лет?
— Отлично! — отвечаю я.
— Знаешь, что сказал о взрослении Шекспир?
— Что?
— «Старость в двери — ум за двери».
— А… Чего?
— Это из пьесы «Много шума из ничего». Это значит: когда стареешь, мозги уже не работают.
— Прекрасно!
— Прекрасно?
— Конечно. Теперь у меня будет оправдание на случай, если перестану учиться на «отлично».
Папа смеется.
В школьном шкафчике меня ждет поздравительная открытка от Брианны. Мне сразу вспоминается, как в прошлом году она украсила мою парту гофрированной бумагой с цветами и принесла целую коробку кексов. От открытки же веет грустью.
Но вскоре все меняется к лучшему.
В обеденном перерыве Радж вручает мне коробочку с розовым бантом.
— Привет! — говорит он. — С днем рождения!
— Откуда ты узнал? — удивляюсь я.
Дедушка тычет себя в грудь:
— От меня, конечно.
Я открываю коробочку и расплываюсь в улыбке. В ней лежит буррито из моего любимого мексиканского ресторана.
— Здорово! Спасибо! — благодарю я.
Радж слегка краснеет и отводит взгляд.
Дедушка садится напротив меня и говорит:
— В моем детстве никто не суетился по поводу дней рождения. Вы же все хотите, чтобы в вашу честь парад с серпантином устраивали. Ваше поколение любит преувеличивать.
— Ну, вообще-то вы теперь тоже из этого поколения, — замечает Радж.
Я заметила, что взрослые не так радуются дням рождения, как дети. Мама шутит, что перестала их считать. Это наводит меня на мысль.
— А сколько свечек будет на твоем торте в этом году? — спрашиваю я дедушку.
— Что? — не понимает дедушка.
— На твой день рождения? Ну, из-за T.melvinus'a, — объясняю я. — Семьдесят семь или, скажем, четырнадцать?
Дедушка, моргнув, отвечает:
— Я не праздную дни рождения.
Услышав мою просьбу поужинать во французском ресторане, мама удивленно переспрашивает:
— Во французском? Не в мексиканском?
— Во французском, — подтверждаю я, и дедушка одобрительно кивает.
Ресторан, куда приводит нас мама, маленький и уютный. На столах — плотные наглаженные салфетки, официант смахивает крошки со стола изящным ножиком.
Я заказываю петуха в вине — пальчики оближешь! Между блюдами нам приносят вазочки с фруктовым мороженым. Но самое лучшее ждет нас в конце: вместо сладостей официант выкатывает тележку с сырами! На ней сортов двадцать! Вот бы Пастер удивился!
Мама достает подарки — от себя и от папы. Подарочная карта из магазина аксессуаров для ухода за волосами. Пазл с изображением единорога (на тысячу элементов). И мобильный телефон! Еще и с симпатичным чехлом — розовым с блестками.
— Наконец-то! — восклицаю я. — Спасибо!
Мама улыбается.
— Пользуйся им разумно, — советует она. — Не трать сразу весь лимит.
Дедушка вручает мне свой подарок — большую коробку, завернутую в блестящую серебристую бумагу и перевязанную белой ленточкой.
Я разрываю упаковку и восторженно ахаю:
— Микроскоп!
— Хороший микроскоп, — добавляет дедушка. — Почти профессиональный.
Я не отрываю глаз от коробки. Мне кажется, будто меня официально приняли в тайное научное общество.
Дедушка указывает на детали:
— Двойной окуляр. Галогенная лампа. Объектив с четырьмя линзами. Я тебя, конечно, научу, как им пользоваться.
У меня подступает ком к горлу.
— Спасибо! Это самый лучший подарок!
— Ну и хорошо, — буркает дедушка в ответ. — Рад, что тебе нравится.
Мама озадаченно наблюдает за этой сценой:
— Я думала, лучшим подарком будет мобильный, — огорченно говорит она.
После ужина официант выносит торт. На нем тринадцать свечей — двенадцать розовых и одна разноцветная — на вырост. Весь ресторан хором поет: «С днем рожденья тебя!»
Я наклоняюсь и задуваю свечи. Одна гаснет только с третьей попытки.
Ночью мне снятся свечи. Сотни свечей. Они все горят и горят, яркие и непокорные.
