…Лежа на земле в глубоком кустарнике, я внимательно изучаю расположившийся передо мной аэродром. Тактика «Блицкрига» предполагает как можно более скорейшее завоевание немцами воздушного пространства, так что первые удары Люфтваффе нанесут именно по советским аэродромам. И тут очень важен фактор внезапности. А потому «Сталинских соколов» необходимо лишить связи в первую очередь.
Пока я определяю месторасположение телефонных кабелей, на ум приходит согласие с доводами Ильи Михайловича. «Красные» военачальники действительно стали очень слабыми, на смену грамотным офицерам пришли бездарности. Иначе как объяснить дикую скученность самолетов на аэродроме?
У немцев машины стоят каждая в отдельном капонире, которые еще и бетонируют. А здесь? Самолеты прижаты настолько плотно друг к другу, что одна бомба накроет сразу три-четыре машины. Причем бомба, брошенная не точно, а так, по квадратам.
Я был на немецких аэродромах и особо отметил надежную защиту их ПВО. Зенитная артиллерия немцев, прикрывающая взлетные полосы и стоянки самолетов, представлена в трех калибрах! Малокалиберные 20-мм зенитные автоматы «флак» 30/38 (а особенно счетверенные установки) очень опасны низколетящим самолетам, а потому идеально подходят для борьбы со штурмовиками. От высотных бомбардировщиков немцев защищают мощные длинноствольные орудия «Ахт-Ахт» калибра 88 мм. А автоматические пушки средних калибров (37 мм и 40 мм) успешно борются с противником на средних высотах.
При этом каждое орудие хорошо замаскировано и имеет свой сектор обстрела, а общая огневая схема позволяет полностью держать воздушное пространство над аэродромом. В случае наземной атаки сумасшедшая мощь зенитной артиллерии сметет любого противника, начиная с пехоты и заканчивая танками.
А советский аэродром прикрывают несколько зенитных пулеметов «максим». Счетверенные установки с модернизированной системой охлаждения, со значительно большей плотностью огня и скорострельностью, они гораздо более эффективны и надежны, чем станковый вариант. Зенитный «максим» был весьма неплохим средством борьбы с авиацией в 30-е годы, когда пулемет приняли на вооружение. Но сейчас его винтовочного калибра абсолютно недостаточно против бронированных «Ю-87».
На аэродроме базируется истребительная авиация. Знаменитые «мухи» (правда, я называл их про себя «бочонками») И-16, гроза небес Испании в 1936 году. Он был непобедим в схватках с «фиатами» и «хейнкелями-51», на равных дрался с первыми модификациями «мессершмитов». Вот только последний прошел глубокую модернизацию, а «ишачок»…
По виду кардинальных изменений не наблюдается. Если только пушечное вооружение появилось.
Да, шансов у советских летчиков нет. Их уничтожат одним хорошим ударом с воздуха, а тех, кто все-таки сумеет поднять машины, добьют «мессеры». И единственная возможность хоть как-то подороже продать свои жизни, с честью встретить врага в воздухе в полном боевом составе, заключается в своевременном предупреждении летчиков о нападении. Но именно этой возможности я и лишу большевиков.
Вот он, враг, и, казалось бы, надо радоваться тому, насколько он беззащитен перед нависшей угрозой. Определенное удовлетворение от сложного и опасного, но интересного задания я действительно испытываю. Вот только к нему примешивается целая гамма противоречивых чувств.
…Ведь это Россия, ведь это русские ребята. Я вырос на чужбине и совершенно не помнил Родины, практически не знал соотечественников, не играл с ними ребенком, не учился с ними. Я не влюблялся в русских девушек и не дрался за них с русскими парнями. Нет, я был изгоем во Франции, потому что был русским на чужбине, и мне от Родины досталась лишь гордость за ее историю, за подвиги ее народа. Моего народа.
Россия представала перед глазами какой-то сказочной страной, порабощенной злыми волшебниками, и это детское восприятие намертво засело в подсознании. А сейчас я нахожусь на русской земле и смотрю из засады на русских ребят, и вот оно – сказка свершилась. Пока я вижу их, я все больше убеждаюсь в том, что мои соотечественники… другие. Они не похожи ни на французских буржуа, в сердцах которых уже не осталось места подвигу и великодушию, ни на дисциплинированных и холодных немцев, ни даже на смелых, но излишне суетливых, горячных испанцев. Лица русских парней открытые и простые, но в них есть какая-то одухотворенность… Может, мне показалось. Но пока ребята шутили, таская какие-то ящики, пока они весело и беззаботно смеялись и обращались друг к другу на русском, я вспомнил Испанию, бои у Пингаррон. Танкиста, бросившегося спасать товарища из объятой пламенем машины, выкрикнувшего в отчаянии его имя. Русское имя.
Тогда все происходящее ошеломило меня, заставило усомниться в правильности выбора. И все потому, что меня коснулся кусочек Родины. А вот сейчас я на родной земле. Смотрю на ее сынов. И хотя Илья Михайлович был твердо убежден, что мы пришли сюда освободителями, я чувствовал, что мы здесь враги.
Что странно, в батальоне все говорили на русском, в нем служат эмигранты, но вот ощущения родства, что возникло на Пингаррон, я ни разу не испытал.
В душе рождается какой-то странный, фантастический порыв: я хочу выйти к ним. Я хочу заговорить с ними, хочу их предупредить о готовящемся нападении!
Я даже чуть дернулся вперед… Нет. Это невозможно. Выбор сделан, и он окончателен. Эти ребята, летчики и бойцы аэродромного обслуживания, они мне не враги, но они служат вражескому мне правительству. Тому, кто лишил меня Родины и отца. У меня нет выбора, как и у них его нет…
Да и потом, разве мой отец не уничтожал десятки соотечественников своей меткой пушечной стрельбой? И разве все они были поголовно комиссарами и палачами-интернационалистами? Нет. Обычные русские парни, зачастую по воле судьбы оказавшиеся на той стороне. Такова жестокая доля гражданской, последнюю точку в которой мы скоро поставим.
Уже покинув место наблюдения, я подумал еще вот о чем: «красные» не могут не знать о готовящемся нападении. Огромные массы немецких войск на границе не скроешь, да и пилоты Люфтваффе давно уже потеряли страх, совершая бесчисленные разведывательные вылеты. А вот то, что «красные» при этом не слушают голоса здравого смысла – так это уже их проблемы. И вряд ли кто-то всерьез воспримет безымянного провокатора. Так что все правильно и нечего рефлексировать.
Вот только что-то мокрое предательски бежит по щеке…
Мы наметили несколько точек, расположенных друг от друга на расстоянии примерно в километр. Таким образом, ремонтники, прибывшие для восстановления линии, будут вынуждены искать места всех прорывов. И успешно угодят в засаду.
…Возвращение на «нашу» сторону прошло без происшествий. Мы смогли подгадать «окно» в системе патрулирования, а замаскировавшись под берегом, подали условный сигал после очередного прохода пограничников. Обошлось и с эвакуацией на лодке.
Глава восьмая. Диверсант
Однако в мае нападения на СССР не последовало. Неожиданно для всех в практически союзной Югославии вспыхнул офицерский мятеж, увенчавшийся успехом. Нацистское руководство сработало молниеносно: из состава южной войсковой группы были оперативно переброшены на Балканы несколько танковых и воздушных дивизий. Стремительное наступление вермахта по классической схеме «Блицкрига» (удар по аэродромам, рывок механизированных частей к столице противника) традиционно увенчался успехом. Всего за одиннадцать дней сильнейшее на Балканах государство было повержено.
