Довольно скоро мои догадки полностью подтвердились. У немцев появились средние и тяжелые танки, а французская промышленность запустила в массовое производство новое противотанковое орудие калибра 47 мм. Его тут же начали изучать в школе; мне (да и всем курсантам) оно понравилось гораздо больше пушки Гочкинса. Однако был один существенный недостаток и у этой артиллерийской системы: ее малочисленность.
Еще бо́льшую тревогу у меня вызывали зенитные орудия. Не понаслышке зная возможности немецкой авиации, я с внутренним содроганием взирал на 3-дюймовые зенитные орудия Шнайдера, оборонявшие в прошлой войне Париж. Тогда они были достаточно эффективны против цеппелинов и первых бомбардировщиков, но именно в авиации немцы сегодня добились максимального технического развития! И разве можно было сравнить устаревшие французские пушки с 88-мм «монстрами» нацистов, которые я видел во время боев на Харама? На вооружении французов также состояли 40-мм зенитные пушки «Бофорс» и 25-мм зенитные орудия Гочкинса, некоторое количество «эрликонов». Но этих орудий было сравнительно немного, и в сумме они не могли обеспечить надежную защиту от атак с воздуха.
Добавить к тому, что основу дивизионной артиллерии составляло 3-дюймовое орудие Шнайдера, принятое на вооружение еще в конце XIX века, а парк тяжелой гаубичной артиллерии был практически полностью представлен «пушками-ветеранами»… В общем, картина вырисовывалась тревожная. Оригинальной (и в чем-то более совершенной) была крепостная артиллерия, принятая на вооружение гарнизоном линии Мажино – но мне предстояло стать лейтенантом в обычном пехотном полку. Да и не вытащишь из дотов орудия, прикрепленные к потолочным рельсам…
Нет, все это тревожило меня. Но, с другой стороны, ситуация в общем казалась не такой уж и плачевной. Во-первых, французская армия располагала значительным количеством мощных, хорошо бронированных танков, вооруженных аж 75-мм орудиями! Это даже не советские Т-26 – которым не было равных в битвах на испанской земле. Последние значительно уступали французским машинам.
Во-вторых, нельзя было сбрасывать со счетов «неприступную» линию Мажино. Конечно, меня волновал тот факт, что инженеры, возводящие ее, создали «Центурион» вокруг Бильбао. И «железный пояс» совершенно не оправдал надежды басков – но ведь его и не достроили! Тем более что планы оборонительных сооружений своевременно оказались в руках франкистов. А вот три полосы обороны, достигающие в глубину до 90–100 километров и опирающиеся на старые французские крепости вроде Вердена – они вызывали доверие. Курсантов несколько раз отправляли на стажировку к артиллеристам линии, и на всех нас произвела глубокое впечатление продуманность обороны. Подземные тоннели, соединяющие подземные форты, мощнейшие доты, пулеметные турели, «вырастающие из земли» за счет хитрых механизмов, – и все это под прикрытием дальнобойной артиллерии на железнодорожном ходу! Я представил себе, что мне пришлось брать эту линию в лоб со своими наваррцами, и внутренне ужаснулся. Нет! Даже представлять себе такое страшно!
Пускай ничего по-настоящему «неприступного» в этом мире нет, но чтобы прорвать укрепления линии, требовалась наверняка мощнейшая концентрация войск на одном участке. А пока они будут прорываться (мгновенно несколько десятков километров укреплений и ловушек не пройдешь), место прорыва перекроют заранее подготовленные резервы.
Французское командование было убеждено в том, что линия Мажино на всем протяжении франко-германской границы практически непреодолима. Опираясь на ее форты, можно не самыми большими силами сдерживать многократно превосходящие удары противника – это прекрасно понимали и немцы. Так что удар вермахта ожидался в Бельгии – там, где германцы уже один раз смогли добиться успеха.
И действительно, такое решение диктовал здравый смысл. Во-первых, бельгийская армия была несравненно слабее французской. Во-вторых, ее границу не перекрывали мощнейшие оборонительные сооружения – ведь когда Бельгия расторгла с Францией военный союз, последняя не смогла достроить линию Мажино на германо-бельгийской границе (по «прямой линии»). Вместо этого ее достроили по франко-бельгийской, значительно растянув – и именно здесь укрепления были самыми слабыми, а глубина обороны самой незначительной. Так что здравый смысл подсказывал немцам повторить план Шлиффена.
Но именно этого и ждали французы, сосредоточив на севере страны лучшие дивизии и собрав здесь большую часть бронетанковых сил. В случае нападения немцев на Бельгию предполагалось пересечь границу и встретить врага на чужой территории. Благо в стране-союзнице хватало удобных естественных рубежей в виде полноводных каналов с крутыми берегами.
Кроме того, в войне с Германией французскую армию должен был поддержать многочисленный британский корпус, а также непосредственно бельгийские и голландские армии. Перевес союзников в численности войск и бронетехники был однозначным; командование было непоколебимо уверено в том, что немцы и на этот раз намертво завязнут в их обороне.
Так что мне, казалось бы, было нечего опасаться надуманного отставания военной теории французов, техническую слабость орудий которых с лихвой должны были окупить ее многочисленность и подготовка артиллеристов.
Казалось бы…
Глава вторая. Блицкриг
Напряженная учеба и немногочисленные увольнения, которые я всецело посвящал семье, съедали все имеющееся время. Но даже при столь напряженном графике приходилось находить время для ознакомления с международной обстановкой. Это требовали старшие офицеры, но этого требовала и сама наша жизнь.
Как личную трагедию и позор французской политики многие думающие военные приняли «Мюнхенское» соглашение с Германией. Нацисты, которых «подкармливали» то Австрией, то Рейнской областью, решились на оккупацию целого государства. Союзного Франции государства, с которым был подписан договор о военной помощи.
Оказала ее Франция? Как же. Только что из клюва у англичан не ели французские политики; союзники были преданы, никто не пришел на помощь чехословакам.
Правда, сами чехословаки вполне могли своими силами отбиться от немцев. Их оборонительные сооружения в Судетской области были не слабее, а то и посильнее Мажино. Но, даже добровольно отдав эту территорию, они сохранили еще многочисленную и первоклассно вооруженную армию, а также значительные бронетанковые силы. Насколько нам было известно из курса изучения вражеских и союзных танков, LT vz.35 и LT vz.38, выпускаемые «Шкодой», были значительно совершеннее немецких панцеров Т-1 и Т-2. В 1938-м у немцев других машин не было. Но тем не менее чехословацкое правительство сдало свою страну. Пускай и под дипломатическим давлением британцев и косвенно французов. Но разве можно, смотря в рот чужим дипломатам, лишиться независимости?!
А армия, потенциально способная уничтожить вермахт? Только один офицер, только ОДИН отказался сдать оружие и организовал сопротивление своих солдат. Только один из всего офицерского корпуса…
Еще меня поразила близорукость поляков. Разве не могли братья-славяне помочь возрожденной Речи Посполитой, когда германцы напали бы на нее? Разве не понимали поляки, что немецкая экспансия повернута лицом не только на запад, но и на восток? В 1938-м польская армия представляла вермахту серьезную угрозу. Но в 1939-м немецкая армия стала вдвое сильнее за счет чехословацкого оружия и заводов. Да поляки были способны спасти братьев по крови, просто предоставив Красной армии свободный проход по своей земле. Одно только утвердительное заявление – и немцы бы не осмелились на оккупацию страны!
