– Продумайте все это детально до конца и присылайте. Нам постоянно нужны толковые идеи. Поверьте, все хорошо придуманное непременно станет явью.
– Явью – это на экране?
– Ну да. А где еще может полностью воплотиться действительность?
Вечером я не удержался, погуглил этого Джейсона Льюиса. Особого сходства не уловил. На всех фотографиях этот Льюис или улыбался в объектив, или с вызовом смотрел в упор. Оно и понятно, актеру и модели приходится стараться для зрителя. А я могу позволить себе роскошь быть мрачным и не работать на публику. Утром во время бритья я уловил в зеркале эту ехидную ухмылку, понравившуюся продюсеру, и решил, что от нее точно пора отвыкать.
Уже без особых надежд договорился встретиться с вдовой Фаршида Мехди, подрядчика, который свалился со строящегося небоскреба.
Роскошная вилла Ясмин Мехди, как и мой собственный дом, как каждый второй дом в Лос-Анджелесе, состояла из стеклянных поверхностей с небесными сводами и водными гладями, отражающимися в них; разве что ее особняк соотносился с моим в масштабе десять к одному. Дверь открыл мажордом и проводил в мраморную гостиную. На диване размером с Иран сидела худая пожилая женщина с моложавым и словно замороженным лицом. Иссиня-черные волосы покрывал яркий платок.
– Так это вы знакомый моего дорогого доктора Ансари? – Придирчиво оглядела меня, едва заметно приподняв тонкие дуги подрисованных бровей. – А вы и в самом деле так хороши собой, как он уверял!
Я почувствовал себя Пипом перед мисс Хэвишем.
– Миссис Мехди…
– Мадам. Называйте меня просто мадам Мехди.
– Мадам Мехди, спасибо, что согласились встретиться со мной.
Мажордом внес поднос со сладостями и двумя маленькими стеклянными стаканами темного благоуханного чая.
– Доктор Ансари просил за вас, а я ни в чем не могу отказать дорогому доктору. Он сказал, что ваша семья верно служила семейству Пехлеви. Мы тоже всегда были среди самых близких им людей. Мы должны поддерживать друг друга в изгнании и несчастье. Расскажите мне о вашей семье.
Я постарался не смущаться ее откровенным разглядыванием.
– Мой прадед когда-то был врачом отца шаха Мохаммеда Пехлеви.
Мадам Мехди кивнула:
– И не только его. Врачом последнего каджарского шаха тоже. И создал в Тегеране госпиталь для сирот.
– Да вы о моем прадеде все знаете лучше меня, мадам Мехди. Дед мой, Михаил, хоть и родился и вырос в Тегеране, уже в 1950-х годах переехал в Европу. Он был журналистом. В 1969-м дед вернулся в Тегеран, но не прижился и через год вернулся обратно в Мюнхен на радио «Свобода».
– Так дед никак не был связан с династией Пехлеви?
– Никак. Он скончался в 1991-м. А мой отец, Артем, родился уже не в Иране, а в Вене в 1957 году. В Иране отец прожил только вот этот один 1969 год. Ему было двенадцать лет, и он учился в лицее Рази.
Мумифицированное ботоксом лицо мадам Мехди внезапно потеплело.
– Супруга шаха, шахбану Фарах Диба, была патронессой этого лицея. Мы с ней вместе иногда посещали его.
– Точно. Отец оставил несколько страниц воспоминаний о детстве, и я помню, что он описал эти визиты. Все ужасно волновались, учеников выстраивали на мраморной лестнице. Он помнил, что шахбану и сопровождающие ее дамы были необыкновенно красивыми. Теперь я вижу, что он не преувеличивал.
О дамах отец не упоминал, но грех было бы не порадовать мадам Мехди, с безрассудной отвагой бросившей вызов времени при помощи пластического хирурга Ансари. Она улыбнулась, ласково похлопала меня по рукаву.
– Я помню этих мальчиков. Они приветствовали нас, читали нам стихи. Наверняка среди них был и ваш отец. Как, вы сказали, его зовут?
– Артем Воронин. Отец, к сожалению, погиб. Вскоре после смерти деда, в 1992 году.
Конечно, ей ни о чем не сказало имя одного из сотен мальчиков, почти пятьдесят лет назад с волнением ожидавших ее и султаншу.
– А чем он занимался?
Я дал стандартный ответ, которым пользовался уже много лет:
– Он был правительственным чиновником, служил в разных странах. Погиб в Афганистане.
– Не самое безопасное место для американских чиновников, – прищурилась мадам Мехди. – А что он там делал?
Я поколебался, но решил, что в ее глазах обстоятельства смерти отца будут свидетельствовать в его пользу.
– Он отправился в Кабул в составе правительственной миссии. У американцев там, конечно, дел было выше головы, но о них я ничего не знаю. Знаю только, что отца убили не афганцы, а как раз иранские посланники аятолл.
Мадам Мехди раскрыла золотой портсигар.
– Курите? Вам не помешает, если я буду курить? Муж не курил, берег здоровье, а оно ему так и не пригодилось. Интересно, чем ваш отец так насолил аятоллам.
– А разве недостаточно одного того, что он был американцем?
Мадам Мехди пожала плечами, вытащила сигарету.
– А что у вас теперь стряслось?
– В мае я рассказал по радио о своем прадеде, Александре Воронине, враче шахов. Вскоре после этого мой дом был ограблен, потом кто-то смог проникнуть в кондо моей матери. Мы подозреваем, что это тоже было делом рук секретных служб Ирана.
Она держала незажженную сигарету на отвесе.
– И в Кабуле иранцы, и в Лос-Анджелесе иранцы? Как-то многовато иранцев, вам не кажется?
Наконец я догадался, чего требуют от меня правила хорошего тона. Взял со стола обсыпанную стразами зажигалку, по возможности непринужденно поднес ее к сигарете хозяйки.
– В ограблениях нас встревожило то, что и у меня, и у матери пропали только вещи, как-то связанные с нашей семейной историей и с Ираном: архив прадеда, дневники, записи и статьи деда, письма моего отца. До меня дошли слухи, что кто-то – секретные службы Ирана, а, может, и сторонники шаха – упорно ищет деньги, которые шах и его приближенные вывезли из Ирана.
Вдова хладнокровно затянулась. На ободке сигаретного фильтра появился ярко-алый след.
– А разве эти миллиарды хранились у вас?
– К сожалению, ни динара.
– А что-либо, связанное лично с шахом, у вас осталось? Какие-нибудь вещи? – Сигарета с окровавленным кончиком, зажатая в узловатых пальцах худой руки, начертила в воздухе знак вопроса.
– От последнего шаха Пехлеви у нас вообще никогда ничего не было. Во всяком случае, я ни о чем таком не знаю. А вот от его отца мой прадед Александр когда-то получил скромный подарок. Безделушка – цилиндрик для хранения пороха. Кавказцы и казаки носят такие в кармашках на груди своих мундиров.
Мадам Мехди кивнула, хотя откуда вдове подрядчика было знать, что такое казацкий газырь?
– И где эта штука?
