– Но зачем Рихтеру убивать Турова? Он был единственным не влюбленным в меня мужчиной в Тегеране и никогда не смог бы командовать бригадой.
– Представь, не все случается из-за женщины, даже если она Елена Прекрасная. Карл-Николай Рихтер был озлоблен: он много лет карабкался по служебной лестнице, и все это только чтобы обнаружить, что ему стало некому служить. Революция расстроила дипломатические отношения России с Персией и тем самым уничтожила его карьеру. Мало того, советское правительство прислало в Тегеран классово близкого Коломийцева, после чего Рихтер и вовсе остался не у дел. Он боялся, что его вот-вот отзовут в Москву или выставят из Персии. Возвращаться в советскую Россию он точно не хотел. Денстервиль проговорился, что Рихтер пытался заложить ему Коломийцева за убежище в Британии. Но генерал отказался. Тогда Рихтер обратился с таким же предложением к Турову, но тот тоже отказал. Тем не менее вскоре на пути из Москвы в Тегеран Коломийцев попал в руки белогвардейцев и был расстрелян. После этого большевики назначили Рихтера временным исполняющим обязанности советского представителя. Но Туров-то знал, что Рихтер пытался предать своего начальника.
– Неужели Карл убил Турова, чтобы скрыть свое предательство?
– Это веская причина. Но не единственная. Назначение Рихтера было временным и полуофициальным. Он обязан был добиться каких-то успехов. Советам выгоден хаос в Персии, так что целью Рихтера стала дестабилизация ситуации, подготовка краха власти – в надежде, что восстания и мятежи приведут к большевистской революции. В округе Гилан уже объявили социалистическую республику, осталось только направить прикаспийских повстанцев на Тегеран. Рихтер требовал расформирования Казачьей бригады, чтобы столицу некому было защищать. Ни премьер, ни шах его, разумеется, не слушали. Тогда он решил убрать командира бригады, который к тому же был убежденным монархистом. Причем убрать так, чтобы подозрение пало на Реза-хана, тоже деятельного и решительного офицера, способного занять место Турова. Это позволило бы лишить защитников города эффективного командования. Поэтому Рихтер и сорвал с груди своей жертвы орден святого Георгия, чтобы подбросить его Реза-хану.
– Может, Рихтер и придумал, как лишить Реза-хана алиби.
– Как?
– Вот ты не знаешь, а девушки все знают. Он мог, допустим, назначить ему свидание и не явиться.
– Вряд ли. Они даже не были знакомы.
– И что с того? На месте Рихтера я бы непременно так и сделала. Послала бы записку, но не от своего имени, чтобы он потом не выдал меня, а от чьего-нибудь чужого. Тех же людей Кучек-хана, например. Надо спросить Реза-хана.
– Ага. Если я когда-нибудь получу записку от Кучек-хана, буду знать, кто ее писал на самом деле. Нет, Реза-хана спрашивать не стоит. Если это так и было, из-за Денстервиля он не мог в этом признаться. Британский генерал был его основной поддержкой. Сертип не мог при нем подтвердить, что готов был тайком встречаться с представителем большевиков или с людьми Кучек-хана.
– Но если бы Стефанополус был заодно с Рихтером, он должен был подложить орден Реза-хану, а он подложил тебе. Почему?
– Потому что планы Рихтера не осуществились. Первое непредвиденное осложнение – Туров ранил Карла. Стефанополус провел всю ночь, пестуя рану. Он же предоставил Рихтеру алиби. Все последующие дни Стефанополусу пришлось ухаживать за Карлом, и я думаю, их отношения портились с каждым днем.
– Почему?
– Вот представь: Рихтер шантажирует и запугивает Стефанополуса, но Стефанополус все меньше его опасается, поскольку Рихтер теперь уже сам раненый, скрывающийся убийца, вне закона.
– Когда же ты все понял?
– К сожалению, слишком поздно, хотя с самого начала многое указывало именно на него. Даже когда Наиб Мансур, торговец оружием, признался, что продал берданку Рихтеру, я не знал, как объяснить тот факт, что и Стефанополус, и Реза-хан – оба уверяли меня, что на следующий день Рихтер был цел и здоров. На похоронах я был расстроен, говорил со многими людьми, думал о Турове, переживал, что мы с тобой поссорились. – За это признание он тут же был вознагражден сиянием глаз и улыбкой. – Вот-вот! Когда Стефанополус поймал один такой твой взгляд, он догадался, кому отдано твое сердце.
Елена только равнодушно откинулась на спинку кушетки и скрестила умопомрачительные ноги в щиколотках.
– Я смотрела на тебя? Да в тот момент я о тебе даже и не думала! Я думала только о Турове! Это ты подошел ко мне и молил не оставлять своей дружбой.
– Само собой, я подошел, из одной вежливости, конечно. Но Стефанополус уже понял, что ты потеряна для него навеки. Страсть и ревность победили в нем все остальные соображения. А Рихтера к этому моменту он и вовсе перестал бояться. Поэтому вместо того, чтобы подкинуть орден Реза-хану и тем самым сделать вину сертипа очевидной и доказанной, Стефанополус улучил момент и засунул его мне в карман.
– А почему ты смолчал?
– Я этого не заметил.
– Тогда откуда ты знаешь, что это он?
– Ты же сама сказала это комиссару!
– Боже мой, да я была готова сказать что угодно. Я даже заявила, что я невеста Стефанополуса!
– Хм. Но я-то точно знал, что мои карманы были пусты, когда я выходил из церкви. После этого меня обнимала только Вера Ильинична, а сразу вслед за ней Стефанополус. Мне гораздо приятнее подозревать Стефанополуса, чем будущую тещу.
– Твое счастье, что Низами-ага поверил мне. Сам ты вряд ли кого-нибудь убедил бы.
– Да, ты ужасный молодец, что пришла в назмие.
– Сначала я пришла к генералу Денстервилю. Он был сама британская учтивость. Интересовался моей семьей и вообще… мной. Но хлопотать о твоем освобождении отказался. Сказал, что это, мол, вопрос иранского правосудия и он не может вмешиваться.
– У британского генерала не было никакой причины пересматривать такое удобное для него предположение, что убийца – русский врач, а не его протеже.
– Тогда я пошла к самому Реза-хану, и Реза-хан меня выслушал. Сказал: «Вы понимаете, что до сих пор многие полагали, что убийца – это я?» Я поняла, что он хочет тебе помочь, но по понятным причинам опасается оказаться на твоем месте. Я сказала: «Сертип, я могу доказать, что это не вы». И призналась, что это доктор Стефанополус подложил тебе в карман эту улику.
Александр смахнул волосы со лба.
– Так ты видела, как он это сделал, или нет?
– Я это знала.
– Ты не могла этого знать, если не видела!
Елена вздохнула и проговорила терпеливо, будто растолковывала что-то очевидное малому ребенку:
– А ты сам видел, кто убил Турова?
– Конечно нет.
– Но тем не менее ты же знаешь, кто убийца? – Поправила низкий узел волос, добавила: – Наверное, мне придется коротко подстричься.
Александр потряс головой, запутавшись в цепи умозаключений:
