Сердце мое заколотилось. Я внимательно посмотрел в темные глаза Катерины. В прошедшие недели я отчаянно пытался скрыть свои чувства. Но замечала ли она, как я застывал под окнами ее домика? Видела ли, как я гнал Мезанотт в лес, когда они с Дамоном обследовали сады, чтобы скрыться от их смеха? Узнала ли она каким-то образом мои мысли?
Катерина сочувственно улыбнулась.
— Мой бедный, мой сладкий, мой стойкий Стефан. Разве вы не знаете, что правила создают, чтобы их нарушать? Вы не сможете сделать счастливым никого — ни своего отца, ни Картрайтов, ни Розалин — если не будете счастливы сами.
Я прочистил горло, с болью осознавая, что эта женщина, которую я знаю всего несколько недель, понимает меня лучше, чем мой собственный отец, и лучше, чем когда-либо будет понимать меня моя будущая жена…
Катерина соскользнула со стула и взглянула на тома книг на полках. Она вытащила толстую книгу в кожаном переплете, «Тайны Мистик-Фоллз».
— Я никогда раньше не видел этой книги.
Улыбка осветила розовые губы Катерины, и она поманила меня к себе, на отцовский диван. Я знал, что мне не следует этого делать, но, словно под гипнозом, встал, пересек комнату, опустился на прохладную первоклассную кожу дивана и просто отдался воле событий.
В конце концов, кто знает? Возможно, те несколько мгновений, что я проведу с ней, станут бальзамом для моей души и излечат меня от меланхолии.
8
Я не знаю, сколько времени мы были в комнате вдвоем. В углу отсчитывали минуты дедушкины часы, но я замечал лишь то, как ритмично дышит Катерина, как падает свет на ее впалую щеку, как шелестят страницы просматриваемой нами книги. В глубине души я осознавал, что должен уйти, и поскорее, но, представив себе музыку, танцы, тарелки с жареной курицей и Розалин, я буквально лишался способности двигаться.
— Вы не читаете! — вдруг сказала Катерина, отрываясь от «Тайн Мистик-Фоллз».
— Да, я не читаю. Почему же? Вы так расстроены? — Катерина встала и протянула тонкие руки вверх, чтобы вернуть книгу обратно на полку. Она поставила ее не на старое место, а рядом с отцовскими справочниками по мировой географии.
— Сюда, — пробормотал я, подойдя сзади, чтобы взять книгу и поставить ее на прежнее место на верхней полке. Меня тотчас же окружил запах имбиря и лимона, вызывая слабость и головокружение.
Катерина обернулась ко мне. Наши губы оказались в нескольких дюймах друг от друга, и внезапно ее запах показался мне почти невыносимым. Умом я понимал, что поступаю неправильно, но сердце мое кричало, что я никогда не стану самим собой, если не поцелую Катерину. Закрыв глаза, я потянулся к ней, и наши губы соприкоснулись.
В тот же миг я почувствовал, что все в моей жизни встало на свои места. Я увидел, как босая Катерина бежит по полю за гостевым домиком, как я ее догоняю, а наш маленький сын сидит у меня на плече.
Внезапно в моем сознании всплыл непрошеный образ Пенни, собачки с разорванным горлом. Я в ужасе отпрянул, будто пораженный молнией. Бормоча извинения, я наклонился и споткнулся о маленький столик, заваленный отцовскими книгами. Они упали на пол, восточный ковер приглушил звук падения. Во рту у меня был привкус железа. Что я наделал? Что, если бы сюда вошел отец, намереваясь открыть хьюмидор
[4]
и выкурить по сигаре с мистером Картрайтом? Меня охватили смятение и ужас.
— Я должен… я должен идти. Я должен найти свою невесту. — Даже не взглянув на Катерину и не увидев ошеломленного выражения, которое, должно быть, появилось у нее на лице, я выбежал из кабинета и помчался через пустую оранжерею в сад.
Сумерки только начинали сгущаться. Матери с маленькими детьми и осторожные гуляки, опасавшиеся нападений диких зверей, рассаживались по каретам. Настало то время, когда наливают ликер, оркестр играет громче, а девушки старательно вальсируют, изо всех сил пытаясь привлечь внимание какого-нибудь солдатика из ближайшего лагеря. Я почувствовал, что мое дыхание успокаивается. Никто не догадался о том, где я был, и тем более о том, что я делал.
Я намеренно прошел в центр зала, будто бы для того чтобы наполнить очередной стакан в баре. Я увидел, что Дамон сидит на веранде вместе с другими солдатами, разыгрывая партию в покер. Там же громко разговаривали и хихикали пять девушек, втиснувшиеся на качели. Отец с мистером Картрайтом направлялись к лабиринту со стаканами виски в руке. Их оживленная жестикуляция не оставляла сомнений в том, что идет разговор о выгоде от слияния семейств Картрайтов и Сальваторе.
— Стефан! — Кто-то хлопнул меня по спине. — А мы все гадаем, где же наши виновники торжества. Никакого уважения к старшим! — весело проговорил Роберт.
— Розалин все еще нет? — спросил я.
Вы же знаете, как это бывает у девушек. Они должны выглядеть безукоризненно, особенно если празднуют помолвку, — сказал Роберт.
Его слова звучали убедительно, однако я почувствовал необъяснимую дрожь страха в позвоночнике.
Было ли дело во мне или причиной стало солнце, садившееся слишком быстро? За те пять минут, что я пробыл в доме, гости на лужайке превратились в темные силуэты, и я уже не мог различить Дамона среди других людей, сидевших в глубине веранды.
Покинув Роберта, я пробрался мимо многочисленных гостей к выходу. Странно, когда девушка не является на вечеринку в свою честь. Что, если она случайно зашла в дом и увидела…
Но это невозможно! Дверь была закрыта, окна занавешены. Я поспешил к пруду, где слуги организовали собственную вечеринку, чтобы узнать, там ли кучер Розалин.
Луна отражалась в воде, отбрасывая на скалы и окрестные ивы неестественный зеленоватый отблеск. Трава была влажной от росы и все еще притоптанной с тех пор, как мы с Дамоном играли здесь в футбол. Передвигаясь по колено в тумане, я пожалел, что не сменил бальные туфли на сапоги.
Я прищурился. На земле, у подножия ивы, на которую мы с Дамоном любили забираться в детстве, лежало что-то темное, похожее на большой изогнутый корень. Только я не помнил на этом месте никакого корня. Я присмотрелся повнимательней. На какое-то мгновение я решил, что вижу переплетенные тела любовников, скрывавшихся от любопытных глаз, и через силу улыбнулся. Хоть кто-то смог обрести любовь на этой вечеринке!
В эту минуту облака разошлись, лунный свет озарил дерево — и нечто, лежавшее под ним. В глубочайшем потрясении я понял, что это нечто не было обнявшейся парочкой любовников. Под деревом лежала моя невеста Розалин с разорванным горлом; ее полуоткрытые глаза глядели вверх, сквозь ивовые ветви, будто доверяя свой секрет Вселенной, к которой она уже не принадлежала.
9
Трудно описать, что происходило потом.
Я помню звуки шагов и пронзительные крики, помню, как молились слуги возле своего дома. Помню, как я стоял на коленях, крича от ужаса, жалости и страха. Помню, как мистер Картрайт оттаскивал меня, а миссис Картрайт, рухнув на землю, выла, как раненый зверь.
