— Ой, Валечка! Мы послали за вами автобус! А его перехватил патруль «урожайного штаба» и отправил на уборку! Мы через сутки отправили другой, а он… Там оцепление… Мне говорят: под суд пойдешь! А я при чем? А сейчас совсем… Звонят приемные родители этого… Митникова, кричат: «Почему отпустили ребенка одного, почему он приехал совсем голый? Жаловаться будем! Зачем он нам такой нужен!»
— Давай по порядку… — начал Валентин. И умолк от радостной догадки: значит, Илюшка долетел… Так стремительно! — Слушай, а этот Свирск далеко от Краснохолмска?
— Сотня километров! Да ты что, не знаешь?
— Почему я должен знать всякую дыру!.. Ладно, не реви… Что мне дальше-то делать?
— Ой, Валечка, ничего не делать! Ждать! Я сейчас директорский микроавтобус потребую и сама поеду за вами! Чтобы больше никаких случаев!.. Через два часа буду обязательно! Где вас искать?
— У Центральной телефонной станции!
— Хорошо! Мчусь!.. Валечка, а как этот-то, Митников, дома оказался? И почему без одежды?
— Потом объясню! Иди за автобусом, не болтай!
Он положил трубку. Ну вот, и кончаются приключения. Конечно, потом он отыграется за все. И на всех — на бестолковых профсоюзных деятелях, на Абове, на тех, кто пытался (нарочно или по дурости?) подставить ребятишек под химический удар. Костя Ржев, редактор нового еженедельника, не откажется шарахнуть крепкой статьей по всем этим идиотам и подонкам… А пока можно расслабиться…
— Значит, Свирск? — обратился он к одной из тетушек. Наименее глупой на вид. — Сроду не слыхал…
— Так это же только со вчерашнего дня Свирск! — с готовностью кинулась та в разговор. — Потому что указ! А раньше был Генеральск!
А, вот оно что! Про Генеральск он, конечно, слышал. Но ни разу не бывал. Что в нем делать-то?.. Генеральском, кстати, город тоже был не всегда. Раньше именовался, кажется, Новоармейск. А «вчерашнее» название — в честь почившего лет десять назад четырехзвездного генерала Генеральцева, известного соратника Верного Продолжателя…
— А почему — Свирск? — с легким царапаньем в душе спросил Валентин. — В честь писателя?
— Да нет, что вы! Речка Свирь тут у нас. Не та знаменитая Свирь, а местная…
Это почему-то неожиданно сильно обрадовало Валентина.
— Ну-ну, — снисходительно сказал он. — Счастливо оставаться, девочки…
«Девочки» благодарно закивали в ответ. А собеседница робко поинтересовалась:
— А вот после двенадцати… вы как думаете? Ничего не будет… такого?
— Все будет в лучшем виде! — пообещал Валентин.
Вскоре и в самом деле нашли пельменную. Пельменей в ней, правда, не было, но был приличный вермишелевый суп и котлеты из хлебного месива, запахом напоминавшего мясо. С гарниром из квашеной капусты. Есть капусту Валентин запретил, а про котлеты сказал, что можно. Почти полное отсутствие в них мясного фарша исключало опасность отравления…
До автобуса (а заодно до таинственных двенадцати часов) оставалось еще часа полтора. На пыльных улицах деваться было некуда. Кстати, делалось все многолюднее, появились какие-то типы с повязками и плакатами… Валентин с ребятами отыскал речку Свирь, блестевшую среди зеленых откосов. На вид вода казалась довольно чистой. Местные пацаны подтвердили, что купаться можно.
Купались кто сколько хотел. Кроме компании Ласьена, которую Валентин через пять минут выгнал из воды за то, что без спросу кинулись вразмашку на другой берег. Конечно, он рядом, тот бережок, да попробуй уследи за каждым, если начнут болтаться туда-сюда… Компания Ласьена устроилась на траве поодаль, хмыкая и поблескивая оскорбленными взглядами.
Сопливик бултыхался в речке мало. Больше сидел поблизости от Валентина. Не мешал, но и не отходил. Играл медным колечком. Почему-то очень внимательно разглядывал сквозь него травинки, песок и собственную коросту на колене…
Когда вернулись к телефонной станции, маленький заводской автобус был уже там, и Марина бегала рядом с ним, расспрашивая прохожих. Увидала, взвизгнула, кинулась обнимать ребят (не встречая особого ответного восторга). Радостные слезы в три ручья…
— Валечка, родной ты мой! Мы там все… я там вся… совсем… Ужас, что думали!
— Ладно, кто что думал, будем разбираться потом, — пообещал Валентин. — А теперь сдаю детей поштучно. По списку… Есть у тебя список?
— Конечно! — Она восприняла это всерьез. — Валечка, у меня еще будет великая просьба…
— Подожди, радость моя, с просьбами… Итак!.. Народ, в затылок становись! По одному в автобус шагом марш… Номер один: Георгий Петушков по прозвищу Гошка Понарошку… Номер два: Роман Травников, известный как Кудрявость Номер Один… То есть по списку — два, а по кудрявости — один. Ну и так далее все остальные… Без обмана. Кроме одного, который добрался своим ходом… Расписку дашь?
— Валечка, не только расписку! Мы — премиальные тебе… Но у меня великая просьба… — опять ласково подъехала она.
— Ну, давай твою просьбу, — вздохнул Валентин и подумал с неожиданной печалью: «А все-таки какая ты уже старая, Мариночка…»
— Валечка! Тут копия списка… Ты не мог бы зайти в здешнее Управление нарпросвета, поставить их печать и подпись? Это чтобы наши деятели знали, что ребята едут именно из Генеральска. Ну, для оплаты и для объяснений, почему задержка… А потом приедешь на электричке! А?
— Почему ты сама-то не можешь?! Долго ли? Заехать, шлепнуть печать — и домой…
— Но ведь уже без десяти двенадцать! А в полдень здесь, говорят, начнется… что-то такое… Ты же мужчина и вообще… с закалкой. А если нас опять с ребятишками прихватят…
«Что начнется-то?» — едва не спросил Валентин. Но стало почему-то смешно и противно. И соблазнительным показался вариант: остаться наконец одному, ни за кого больше не отвечать.
— Ну, давай бумагу… — И он увидел печальные глаза Сопливика. Все уже смотрели из окошек, а Сопливик стоял у дверцы, поставив свою разбитую сандалию на подножку. Оглядывался на Валентина. И вот услыхал, что Валентин остается…
Такая тоска, такое сиротство были на лице у Сопливика. Валентин зажмурился даже.
— Вот что, Юрьевна! — Он заговорил небрежно, как о давно решенном. — Я останусь, конечно. Только при одном условии. Вот этот юноша останется со мной. Мне… будет так скучно одному, а с ним мы привыкли болтать о том о сем…
Марина не сдержала удивленного возведения бровей. Но тут же поняла: спорить себе дороже. Да и зачем?
— А, этот! Со… Женя Протасов, кажется? Ну, как хотите… Как хочешь, Валечка! А потом ты его куда? Сам доставишь в интернат?
— Доставлю… куда угодно… И не бойся, ничего с нами не будет. Ни до, ни после полудня…
Она и не боялась — ни за него, ни за Сопливика. Она хотела скорее уехать. И проделала это в следующую минуту, тем более что уже сигналил невидимый в кабине шофер.
