Валентин беспомощно сказал:
— Вернемся, и я поговорю с ними. С… тетей Лизой и…
Илюшка опять вскинул голову.
— Зачем? Дело ведь не в них…
— А в ком?
— Во мне, — совсем по-взрослому объяснил Илюшка. — Я сам виноват. По-другому ведь и не могло кончиться. Просто я был счастливый дурак и ничего не понимал… Даже того, что я изменник…
— Почему? — со страхом спросил Валентин. Будто ему самому кто-то залез холодными пальцами в душу.
— Из-за тети Маши… — признался шепотом Илюшка. — Она в прошлом году со мной на улице познакомилась. А потом в интернат ходила. Все «Илюшенька» да «Илюшенька»… Потом спрашивает: «Пойдешь ко мне жить?» Я говорю: «Не знаю…» Она хорошая, только… Ну, я глупый был! К другим все богатые, красивые приезжают, на машинах, а она… в старом платье всегда, пожилая такая… А тут как раз эти появились — веселые, на «линкольне», с подарками. Раз, другой… «Ах, Илюша, как нам хочется, чтобы у нас был такой мальчик…» Ну, я и… вот…
— А… та? Тетя Маша? — вдруг подал голос Женька.
Илюшка ответил сразу. Он изливал свое покаяние, словно перед смертью.
— В то утро, когда все решалось, они, как нарочно, в одно время появились. Я на крыльце стоял, с него видно, потому что интернат на горке… С одной стороны калитка, а с другой — главные ворота. И вот эти к воротам подъехали, а тетя Маша от калитки идет. И две тропинки от крыльца, среди сирени… Мне бы налево побежать, к тете Маше, а я… туда… к ним… И еще думаю: лишь бы она не заметила… Потом, правда, совесть скребла маленько, но я себя успокоил: «Ей же, тете Маше-то, такой немолодой, со мной трудно было бы…» Да и не долго думал про это, потому что от радости все позабылось. Поверил, что у меня теперь дом свой… и родители… Только теперь понимаю, что так мне и надо…
— Ты же ни в чем не виноват, — вдруг сказал Женька. — Тебя просто обманули…
— А я обманул ее! Тетю Машу…
— Все ведь еще можно исправить, — нерешительно сказал Валентин. — Вернешься, встретишься с тетей Машей…
Илюшка глянул на него с тоскливым удивлением.
— Как же я встречусь? Если я ее предал…
— Ты не предал, а ошибся. Они тебя простит.
— Она-то простит. Я сам себя не прощу. Потому что я… Если бы эти от меня не отказались, я бы ведь и сейчас… жил бы такой радостный…
Валентин вдруг увидел, что Илюшка старше, чем казался. Не десять ему и не одиннадцать, а, пожалуй, не меньше двенадцати. Только ростом не вышел…
Илюшка опять ткнулся лбом в колени. Он вроде бы не плакал. Но проговорил так, что лучше бы слезами зашелся:
— Я теперь понимаю. Я им вместо игрушки был нужен… А тетя Маша… Если бы я тогда по другой тропинке побежал!..
Солнечный воздух зазвенел пуще прежнего. Будто в напряженном сне. В этом звоне Валентин спросил:
— А если бы вернуться туда, на крыльцо… выбрал бы теперь правильную тропинку?
— Еще бы… — выдохнул он.
«Вот и все, Валечка. Хотел убежать?.. Ты не мальчик, ты свою тропинку выбрал не по детскому недомыслию…»
— Встань, Илья, — резко сказал Валентин.
Тот метнул мокрый от слезинок взгляд — удивленный, с капелькой надежды. Послушно поднялся.
— Оденься… Женя, дай ему его одежду…
Илюшка торопливо натянул майку, шорты, носки, задрожавшими пальцами застегнул сандалии. Не разгибаясь, глянул с мучительным вопросом.
— В какой день это случилось? — хмуро спросил Валентин. — Когда ты побежал… не туда…
— В конце мая… двадцать девятого числа.
Валентин прикинул в уме. Получалось в самый раз: два лунных месяца. Случайность? Или опять все предопределено?
Уже совсем по-иному, мягко, Валентин проговорил:
— Сейчас вернешься обратно, Илюшка. В тот день… А там уж смотри, не ошибайся больше…
Илюшка улыбнулся грустно, без надежды:
— Сказок не бывает…
— Бывают… То, что ты летал, разве не сказка?
— Нет… Это экран гравитации…
— А это… обратный темпоральный вектор… Чука, надо ему читать заклинание?
— Не надо, — со стороны отозвался чука. — Ты прочитал, и ладно… Пускай рыбку сожмет. Чтобы, значит, хрустнула…
— Смотри, Илюшка. — Валентин, дважды крутнув, положил на его ладонь рыбку (она опять глянула понимающе, трепыхнулась хвостиком). — Зажмурься, рыбку сожмешь изо всех сил. Тут уж ничего не поделаешь, надо… И сразу будешь там… Это критта-холо, талисман обратного перехода…
Незнакомый термин, видимо, убедил Илюшку. Может, и не до конца, но все же… Он посмотрел на Валентина, на Женьку, на чуку (без удивления). На рыбку. Нерешительно сжал пальцы, закрыл глаза. Постоял, замерев… И раскрыл ладонь.
— Я не могу… Она живая…
— Надо, Илюшка. Иначе нельзя. Стисни зубы и…
— Но она живая! — с надрывом сказал Илюшка.
— Попробуй еще…
Илюшка опять спрятал рыбку в кулаке. Мучительно зажмурился… Чука подковылял, встал рядом.
— Кха… Не получается у мальчика. Сердчишко не то…
— Что же делать? — со стоном сказал Валентин.
— Сделать… кха… можно. У вас ведь колечко…
— Ну и что?
— И большое кольцо есть… Лучше бы тоже медное, да уж ладно. Вы его только обратно в круг превратите…
Валентин сперва не понял. Но Женька сразу метнулся, начал срывать с дюралевого обруча алые лоскуты.
— Дядь Валь, дай ножик!
Складным ножом он срезал все клочки. Поставил обруч торчком. Ухватился за верхний край, дернул вниз, чтобы эллипс опять превратился в круг. Обруч запружинил. Валентин помог. И дюралевое кольцо вновь обрело форму окружности…
— Вот и ладушки, — добродушно одобрил чука. — Вы колечко-то медное дайте мне…
Женька нерешительно положил в черную ладошку кольцо от трубы. Илюшка смотрел непонимающе и виновато. Чука, переваливаясь на коротких мохнатых щупальцах, подковылял к нему, забрал рыбку, отдал Валентину. И велел:
— Держи большое кольцо торчком. Вот так… И сынка своего держи покрепче. Чтоб, когда волна пойдет, не раскидала вас.
— Какая волна?
— Такая… Закинуть может неведомо куда… Не боитесь?
Женька крепко держался за Валентина. И не боялся.
— Выберемся, — сказал Валентин. — Илюшке помочь бы…
— И я про то же… Ты, малой, иди сюда. — Двумя щупальцами с ладошками он потянул Илюшку, поставил в двух шагах от обруча, который Валентин держал вертикально. Крепко держал. (А рядом — вцепившийся Женька, а на плечах — тяжелая от засунутой в карман трубы куртка; и рыбка в левом кулаке, и ощущение полной нереальности, путаного сна.)
