«Я понимаю».
Диана Осиповна между тем вознегодовала на Геночку:
— А вас, Геннадий Романович, я просила бы не вмешиваться!
— Отчего же, уважаемая Диана Осиповна? Рафалов, он ведь и мой ученик тоже. Когда вы сегодня пришли в мастерскую и устроили… гм… воспитательную беседу, я ведь не протестовал… Впрочем, «шмон» в портфелях я не санкционировал. Зинаида Тихоновна, заявляю это официально.
— Товарищи, товарищи… Оставим наши педагогические проблемы на потом, здесь дети…
— С которыми Геннадий Романович всегда запани-брата! И распустил! — не унималась Диана.
— Наверно, потому, что по уху никого не бью…
— То-ва-ри-щи! — возвысила командирский голос завуч.
Все примолкли на миг. И в этой тишине Салазкин звонко спросил:
— Можно я теперь возьму книгу и мы пойдем?
— Нет! — Диана метнулась к столу. Видимо, терпеть поражение по всем статьям ей не хотелось. — Книгу получит отец! Когда придет!.. Зинаида Тихоновна, разве можно доверять детям такую… реликвию?
— Но папа в отъезде!
— Вот поэтому ты и взял книгу без спросу… — с упреком заметила Зинаида Тихоновна.
Салазкин сказал медленно и очень вежливо:
— Простите, но мы с папой сами решим этот вопрос. Вдвоем.
— Вы решите его здесь! При нас! — объявила Диана. — Тем более, что ты лжешь! Отец вовсе не в отъезде! Я звонила на кафедру, и мне сказали, что он на работе! Только вышел куда-то!
Салазкин опять оглянулся на Кинтеля. Тот пожал плечами. Диана торжествующе сказала:
— Ты можешь сам позвонить и убедиться. Тем более, что отец уже, наверно, вернулся.
— Правда, можно позвонить? — Салазкин посмотрел на завуча.
Та, кажется, обрадовалась:
— Да! И… попроси папу прийти сюда. — Она повернула к Салазкину красный блестящий телефон.
Салазкин снял трубку. Потянулся к диску пальцем, замер на миг, будто вспоминая номер. Быстро завертел. И…
— Это Саня. Добрый день… Да, я так сказал… В своей школе, в кабинете завуча. Знаешь адрес? Хорошо… Я дал Дане Рафалову, я тебе говорил о нем, книгу «Морской устав». Ту самую… Надо было, об этом после!.. Его портфель обыскала учительница, книгу отняла. Теперь нас в чем-то обвиняют… Чуть ли не в краже! Даню ударили… Да! — И положил трубку.
— Что такое?! — Зинаида Тихоновна затрясла волосяным хвостиком. — Зачем ты так?! Ты… это папе звонил?
С незнакомым тяжелым спокойствием Саня Денисов сказал:
— Я звонил кому следует… Можно я пока сяду? У меня болит нога… Придется подождать… — он глянул на круглые настенные часы, — шесть минут. Нет, теперь уже пять…
— Ты папе звонил?
— Сейчас приедет, — уклончиво ответил Салазкин. Прихрамывая, отошел от стола. Спиной вперед. Опять посмотрел на Кинтеля. Решительно так, незнакомо.
— Сядь… — Зинаида Тихоновна забеспокоилась. — Что у тебя с ногой?
— Пустяки. С дерева прыгнул, чуть подвернул… — Салазкин отступил к стене, где стояли четыре стула. На ближнем к столу сидел Глебов. Салазкин сел на самый дальний. Потрогал на коленке бородавку. Опять стрельнул глазами в Кинтеля — уже с веселыми искорками. Вскинул глаза на часы. Он явно не боялся.
А Кинтель боялся. Вновь. Вот появится отец, будет Саньке на орехи! Если не здесь, то дома. И конечно: «Не смей связываться с этим…» Как Диана сказала? «С уголовником».
А завуч все тревожилась:
— Может быть, показать ногу медсестре?
Салазкин сказал беззаботно:
— Не стоит, у меня ступня то и дело подворачивается, слабые связки. С возрастом пройдет… — Он согнулся, потер щиколотку. Волосы упали на лицо. Сквозь них он опять посмотрел на Кинтеля.
— Здесь калечат, здесь и лечат, — сказал Геночка. — Целых две травмы, не считая моральных.
— Геннадий Романович…
Зинаида Тихоновна не договорила. С вежливым «Разрешите?» шагнул в открытую дверь, мимо Геночки, человек в черной болоньевой куртке, с красным мотошлемом в руке. Молодой, с тускло-медным ежиком волос и пыльно-коричневым лицом. Сквозь этот налет или загар проступали темные веснушки. И глаза на таком лице казались пронзительно синими, с очень яркими белками.
Человек прошелся этими глазами по всем, кто был в кабинете. Сказал ровно и уверенно:
— Здравствуйте… Я не спрашиваю, сюда ли я попал, поскольку вижу Саню Денисова. Позвольте представиться. Вострецов Даниил Корнеевич, представитель конфликтной комиссии при областном Детском фонде. Так сказать, группа быстрого реагирования… Могу я поинтересоваться, что произошло?
С четверть минуты продолжалось общее удивление, обалделость даже. У всех, кроме Салазкина. Он поднялся со стула и не то чтобы заулыбался, а засветился весь. И Кинтель, глядя на него, тоже ощутил радость. Ничего еще он не понимал, но почуял, что дело, кажется, может обойтись без отца.
Первой пришла в себя Зинаида Тихоновна. Оно и понятно: будучи завучем, нервы натренировала она, как летчик-испытатель.
— Насколько могу судить, у нас ничего не произо-шло. По крайней мере, такого, что требовало бы присутствия… столь ответственных представителей.
— Боюсь, что здесь мы разойдемся во мнениях, — учтиво сообщил Даниил Корнеевич Вострецов. — Саня…
— Да! — звонко откликнулся Салазкин. — Почему нас допрашивают, как воров? И книгу отобрали! И… Даня говорит, что его ударили!.. Я принес ему из дому папину книжку почитать, а они… — У Салазкина со слезным дрожанием сорвался голос.
В наступившей тишине Вострецов раздельно про-изнес:
— Прошу прощения, но мне хотелось бы задать несколько вопросов.
— По какому праву?! — вскинулась Диана. — Кто вы такой?!
— Я ведь уже объяснил, кто я такой. Если угодно, вот удостоверения… члена комиссии Детфонда, нештатного корреспондента «Молодежной смены»…
— А вы нас не пугайте, молодой человек, — величественно произнесла завуч.
— О Господи!.. Ну почему, как начинаешь разговаривать с педагогами, сразу «не пугайте»? — В голосе Вострецова еле заметно заискрилась насмешка. — Я не пугаю, а выполняю свои обязанности, уважаемая Зинаида Тихоновна… Я ведь правильно назвал ваше имя? Я помню вас по выступлению на президиуме, вы очень убедительно говорили, что необходимо всегда соблюдать интересы детей…
— Вот об этом бы и написали в своей газете!
— Со временем, если пожелаете. Но сейчас я вызван по конкретному поводу.
— Да кто вас звал?! — взвилась опять Диана.
— Как кто? — удивился Вострецов.
— Я звал! — вмешался Салазкин. — Вы же слы-шали!
— Лихо… — сказал у двери Геннадий Романович.
