Настала тишина. В ней были растерянность и удивление. И вдруг щелкнули одинокие аплодисменты. Они словно прорвали плотину. Сработала привычка: раз окончена речь, надо хлопать. Под шум аплодисментов Серёжа встал в строй.
Елизавета Максимовна подняла руку и объявила, что линейка закончена.
Классы начали расходиться, и строй рассыпался. Серёжу догнала Татьяна Михайловна.
— Ты и здесь не мог обойтись без скандала, — сказала она не то что с упреком, а скорее удивленно.
— Вы не обижайтесь, Татьяна Михайловна. Я просто не удержался… Но я же правду сказал.
— Смешно даже, Серёжа. Ты думаешь, что один о маленьких беспокоишься? Мы об этом еще в субботу на педсовете говорили. Не надо считать, что ты умнее всех.
Серёжа так не считал и промолчал. Татьяна Михайловна отошла.
Его обгоняли ребята. Оглядывались. Одноклассники хлопали по спине и называли Гераклом.
Пробежала Наташа. Крикнула на ходу:
— Это я начала аплодировать! Цени.
Одна девчонка из девятого "Б" сказала другой громким шепотом:
— Симпатичный.
"Ну и жизнь, — подумал Серёжа. — Даже дурами не обзовешь, сразу скажут: воображает".
Кто-то взял его за плечо. Это был капитан.
— Ты уж извини, — сказал он. — Неудобно после торжества, а надо все равно один вопросик уточнить.
— К завучу пойдем? — спросил Серёжа. И подумал: "Неужели ругать будет за мое выступление?"
— Да нет, здесь поговорим. Только пусть народ схлынет… А завучей я до сих пор боюсь.
Он, как мальчишка, уселся на подоконник. Улыбнулся.
— Совсем будто в детстве. Выгонят, бывало, из класса, сидишь так в коридоре и гадаешь: "Потянут к завучу или обойдется?" А чего боялся? Завуч Вера Константиновна добрейшая женщина была… В блокаду погибла в Ленинграде…
Наконец коридор опустел. И в это время подошел лейтенант Серёжа.
— Ну что, Георгий Матвеевич?
— Не говорили еще, — сказал капитан. — Сейчас… Вот какое дело, Сергей… Может быть, и трудно вспомнить, но постарайся. Как выглядел нож? Говоришь, свет на него падал? Ты сразу не отвечай, подумай, если не помнишь.
— Да помню я! — воскликнул Серёжа. И, как на фотоснимке, увидел снова короткие пальцы Гаврика с выпуклыми грязными ногтями и блестящий клинок. Рука и нож словно светились в темноте.
— Он такой… Короткий. Тяжелый… Ну, по виду тяжелый. По-моему, самодельный…
— Почему ты так думаешь?
— У него медная перекладинка, а на ней следы от напильника. Похоже, что вручную сделали.
— Ты все это заметил? — усомнился капитан Георгий Матвеевич.
Серёжа кивнул.
— Это бывает в такие моменты, — вмешался лейтенант. — В прошлом году, когда Пеликан мне в пузо "вальтер" навел, я тоже царапину на стволе заметил.
Георгий Матвеевич усмехнулся:
— Два Серёжи, две геройских… фигуры.
Лейтенант Серёжа, кажется, обиделся.
— Я же для пользы дела вспомнил.
— Для пользы дела продолжим разговор. Скажи-ка, Сергей, а какое было лезвие?
— Клинок? Он плоский. С двух сторон заточенный. А конец некрасивый какой-то. Как у тупого утюга.
— Клинок с желобком?
— Нет, — уверенно сказал Серёжа. — Без желобка.
Георгий Матвеевич и лейтенант переглянулись.
— А какая ручка? — спросил капитан.
— Ручку я плохо помню, ее пальцы закрывали. Почти… Но, по-моему, пластмассовая. Знаете, бывают такие, из разных кусочков…
— Все точно, — сказал лейтенант. — Ну и глаз у человека!
— Да, — подтвердил Георгий Матвеевич, но как-то невесело.
Серёжа удивленно посмотрел на одного, на другого и вдруг сообразил:
— Значит, нашли?
Капитан кивнул:
— Нашли. Только пока это, Сергей, между нами.
— Конечно! А где нашли?
— Целая история. Отец Касьянова сам к нам принес. Не хочет, чтоб сынок в колонию попал. А сынок уже с Гавриловым оказался связан.
— А что за Касьянов?
— Ну, этот… Киса.
— Непонятно, — удивился Серёжа. — Когда Киса успел нож схватить?
— А он и не хватал… — вмешался лейтенант.
Георгий Матвеевич остановил его взглядом.
— Не все сразу… Спасибо, Сергей. Тебе ведь на урок надо?
Серёжа сразу пригорюнился.
— Что? Не хочется? — спросил капитан. — Уроки — вещь необходимая.
— Да не в уроке дело… Сейчас войду в класс с этой коробкой, и все опять на меня уставятся. Шуточки начнутся: "Ура, герой пожаловал…"
— А, вот в чем дело. Ну ладно, возьму грех на себя. Сорок минут у нас есть. Может, нам в кафе "Пингвин" заглянуть? Там пломбир с земляникой, у меня к нему давняя слабость. Ты на это как смотришь?
Серёжа смотрел положительно и не сумел это скрыть.
— Вот и хорошо, — сказал капитан. — А лейтенант Ковалевский не пойдет в кафе "Пингвин". Лейтенанту Ковалевскому на дежурство пора. Грустно бедному, а делать нечего — служба.
— Где мне угнаться за капитанами, — сказал лейтенант Серёжа. И мстительно добавил:
Как-то раз два капитана
Подались до ресторана.
Первый прогулял урок,
А второй со службы сбег…
— Ты поговори, поговори с начальством! — пригрозил Георгий Матвеевич. — Я тебе покажу, как эпиграммы сочинять. Со мной шутки плохи, я тебе не Пеликан с "вальтером".
Кафе было недалеко, за углом, и Серёжа не хотел было одеваться.
— Простынешь, герой, — забеспокоился Георгий Матвеевич.
— Что вы! Я закаленный. А если одеваться да раздеваться, можно не успеть.
— Успеем. Учитывая сложности момента, я использую служебное положение и пролезу в кассу без очереди.
Но лезть без очереди не пришлось, в кафе было пусто.
Георгий Матвеевич взял два пломбира и скомандовал:
— Налегай.
Серёжа налег.
Когда он почти доел свою порцию, Георгий Матвеевич спросил:
— А тот парнишка, Стасик… Он товарищ твой?
Серёжа смутился.
— Ну… наверно. Раз уж так получается. Понимаете, он все время в разные истории влипает, а мне приходится его вытаскивать.
— Плохо. Я ведь сначала думал, что он так, случайный попутчик.
— А что случилось? — встревожился Серёжа.
