Торопливым шепотом Серёжа сказал:
— Олег, не надо. Что ты…
— В том-то и дело, что надо. Сейчас — надо. Здесь я без дела, а там…
— Где "там"?! — громко спросил Серёжа и встал со стула.
— Не кричи, — попросил Олег. — Я не виноват.
Он взял со стола распечатанное письмо. Вытряхнул из конверта листки.
— Посмотри.
Это было странное письмо. На листках — одни фамилии. Разными почерками. "Кузнецов… Ленский… Павлов… Савчук… Пальчиков…" Много-много фамилий. Вразброс. Некоторые — неразборчиво.
— Это что?
— Подписи, — сказал Олег и отвернулся к окну. — Ты посмотри первый лист.
Серёжа отыскал начальную страницу.
"Здравствуйте, Олег Петрович! Я с Вами незнаком, но пишу Вам от имени тех, кто Вас знает и помнит. И в подтверждение этого — в конце письма их подписи. Я пошел на этот шаг, чтобы письмо прозвучало как можно убедительнее. Меня зовут Игорь Васильевич Сухов. Я новый директор интерната № 1 в Красном Береге. Работаю всего месяц. И каждый день в тех или иных обстоятельствах я сталкиваюсь с Вашим именем, с воспоминаниями о Вас.
Многие ребята ушли, много пришло новых. Но по меньшей мере триста человек — те, кого Вы знаете. Они говорят о Вас, как о человеке, который им очень нужен. Старшего вожатого у нас нет. И если у Вас есть хоть маленькая возможность…"
Серёжа бросил разлетевшиеся листки. Тихо и отчаянно сказал в лицо Олегу:
— У тебя нет возможности. Понял? Ты не имеешь права.
Олег не отвел взгляда. Ответил:
— Я знал, что ты это скажешь. Я себе сам эти слова говорил тысячу раз, вашими голосами. Но там триста человек, а здесь отряда уже нет.
— Есть отряд. Ты сам говорил: пока есть флаг, есть отряд.
— Да… Но это уже не тот отряд. Это, скорее, память об отряде. А там… Если бы ты знал! Думаешь, им всегда хорошо? Многие в интернат не от радостной жизни попали. У кого-то родителей нет, или в семье неладно, или еще что. Беда какая-то…
— У нас тоже беда, — упрямо сказал Серёжа.
— Если отряд кончает жизнь — это всегда беда, — негромко ответил Олег. — Но что делать-то?.. Помещения нет. Должности руководителя для меня теперь тоже нет. А главное — нет времени. А там… В конце концов, почти год мы прожили, Сергей. И не зря. Все на свете когда-то кончается.
— Рано кончается. Мы ничего не успели. Даже "Мушкетеров" не досняли.
— Тут уж никто из нас не виноват, — сказал Олег.
— Но… — хотел возразить Серёжа и замолчал.
Он вдруг почувствовал бесполезность слов. Олег все равно уедет. Для Серёжки "Эспада" — единственная тревога и боль, а у Олега — еще триста человек, и они ждут.
— Когда уезжаешь? — спросил Серёжа. Получилось хмуро, даже грубовато. Но не от злости, а потому что в горле заскребло.
— Пока не решил. А что?
— Ну… хотя бы проводить придем.
— Я позвоню, — сказал Олег. Тоже коротко и хмуро.
Серёжа понял: и у взрослых людей иногда скребет в горле.
Он не позвонил. Через два дня Серёжа нашел в почтовом ящике письмо. Олег писал:
"Ребята, не сердитесь на меня. Мы целый год жили вместе, и это была хорошая жизнь. Многое мы не успели, но кое-чему научились. Плохо, что все так кончилось, но мы не виноваты. Только я виноват перед вами: в том, что не попрощался. Я не мог. Я уже не раз прощался с отрядами, и всегда после этого болит сердце. Если бы я еще раз увидел вас, то не смог бы уехать. А ехать надо. Не забывайте «Эспаду». Не теряйте друг друга. И все-таки… Все-таки! Берегите флаг.
Олег".
Вот и все. До сих пор Серёжа надеялся на чудо. Вроде того, как на станции Роса — неожиданного и справедливого. Но правильно сказал Алексей Борисович: такие чудеса бывают раз в жизни.
Серёжа бросил письмо. И даже удивился: так все плохо, так тяжело, а надо жить как обычно. Собирать портфель, идти в школу, отвечать на уроках.
Он открыл шкаф, где висел школьный пиджак и брюки. Рядом с костюмом висела стального цвета рубашка — форма "Эспады". Уголок суконного шеврона слегка оторвался. Словно подбивал Серёжу на отчаянный шаг. Ну и правильно! Серёжа взял одной рукой за обшлаг, другой за нашивку. Рвануть как следует — вот и все…
Он сделал не то, что хотел сначала. Медленно, будто против желания, натянул рубашку с капитанским шевроном. В петли на брюках пропустил широкий пояс — на пряжке звезда и шпаги. Взял с крючка берет.
На улице был солнечный апрельский день. Серёжа пошел в школу в одной рубашке. На него оглядывались. Пусть!
Зачем надел он форму? Серёжа и сам точно не знал. Может быть, так надевают моряки-капитаны свои выгоревшие куртки в память о погибшем судне?
В школьном коридоре его остановила завуч Елизавета Максимовна.
— Каховский, что за дикий вид?
— Дикий? — негромко переспросил Серёжа.
— Ты сейчас не у себя в клубе, где можешь позволять все, что угодно. Ты в школе! Существует общепринятая школьная форма!
Тихо и устало Серёжа попросил:
— Пожалуйста, хоть сегодня оставьте меня в покое…
Елизавета Максимовна несколько секунд молчала, приходя в себя от негодования. Затем отчетливо сообщила:
— Я вызываю твоего отца в школу. Сегодня же! Будь любезен передать ему это.
— Передам, — со скрытым удовольствием сказал Серёжа. — Но сегодня не получится. Он в командировке до пятнадцатого числа.
10
Саша отложил гитару и сказал:
— Он все равно уехал бы. Только позже. Закончил бы с вами "Мушкетеров", нашел бы себе замену… Ну, сходил бы с вами летом в поход. А к сентябрю все равно уехал бы в Красный Берег.
— Интересно, где бы он замену отыскал? — язвительно спросила Наташа. — Будто такие вожатые, как Олег, в магазинах продаются…
— А такого и не надо, — возразил Саша. — Годился бы и другой. Умный, конечно. Лишь бы не ломал ваших законов и привычек. А командовать, держать отряд вы могли бы и сами. Олег вас, по-моему, научил.
— Не доучил немного, — хмуро сказал Серёжа.
— Зря ты так, Сергей… Он сделал, что успел. Интернат в Красном Береге для него — как родина… И не надо считать Олега дезертиром.
— А кто считает его дезертиром? — неожиданно вскинулся Митя. Тихий такой, спокойный всегда, он сейчас как взорвался. — У Олега выхода не было! А эти… Смирняков и Гуревич — они точно уж дезертиры! Скорей побежали в "Спартак", возьмите в фехтовальную школу! Будто мы уж совсем погибли.
— Никакие они не дезертиры, — сказал Серёжа. — Они же не изменяли отряду. Просто им всерьез хочется заниматься фехтованием.
