— Зачем?!
— А просто так!
Норик посмотрел… и все понял. Не разойтись им на этом обрыве. Он глянул вверх. В небе — уже не синем, а сероватом — летели пепельные клочки облаков.
— Кажется, портится погода…
— Наверно. Осень ведь. В это время начинаются равноденственные шторма… Но за ближние полчаса еще не испортится… — Оська понимал, что Норик просто хочет спровадить его домой… Или уже не хочет?
— А это ведь наверно не будет считаться, если вдвоем? Для исполнения желания-то… — сказал Норик нерешительно.
— Будет, будет! Главное — подержаться за медную ручку… Давай скорее, а то и правда рассвистится. — Ветер уже нервно дергал их юнмаринки.
Это было совсем не так, как в прошлый раз. Оська теперь почти не боялся за себя — не до того было. Зато он отчаянно боялся за Норика. Впрочем, и за себя тоже: если с Нориком что-то случится, это, значит, и с ним, с Оськой! Они с Нориком теперь как бы на одной оси… “Ось-качалка”… Нет, не надо качаний.
Цепь — такая тяжелая, такая монолитная — все же ощутимо колебалась под мальчишечьими телами. А ветер стал плотнее — неустанно трепал юнмаринки. Ровно гудел в ушах. И цепь гудела, передавая телам отдельную от колебаний тонкую вибрацию звука.
Норик опускался довольно умело. Не проявлял боязни. Хотя кто его знает? Глянешь вверх и видишь над лицом только босые незагорелые ступни. Обувь оставили наверху. Иначе нельзя. Кроссовки и сандалии скользили бы на круглых перемычках цепных звеньев… Они называются… “контры… форты…” тьфу! “Контрфорсы”! Папа же говорил!
— Норик, ты как там?
— Не знаю… Кажется, ничего…
Вот балда! Нет чтобы сказать “нормально”.
— Держишься?
— Да… Пока держусь…
“Пока”! Ничего себе…
— Ты делай, как я говорил! Закрой глаза и прижмись!
— Ладно!
Однако он равномерно опускал то одну ногу, то другую. Толчок — толчок. Толчок — толчок…
Цепь заметно провисала. Поэтому сперва скальный обрыв был совсем близко, и это слегка успокаивало: все же рядышком земная твердь. Но твердь постепенно отдалялась, и вокруг нарастала пустота. Шумела, шумела ветром, трепала рубашки. Оська вдруг будто глянул на себя и Норика издалека — с платформы станции “Черная речка”. Они как два флажка на цепном фале: один желтый, другой клетчатый, с бело-синими квадратами. Интересно, что означает такой двухфлажный сигнал, буквы “Q” и “N”?
“Ку, Эн… Почти “Куин”. “Королева”. Ох, при чем тут королева?”
А что, если заметят снизу и на станцию прикатит полиция? Пожалуйте, господа “маринованые”, в фургон с решетками!.. Хотя такого ни разу не случалось… Так же, как и того, чтобы кто-то загремел. Но если всем, кто спускался раньше, везло, у Оськи и Норика больше шансов загреметь… Что за подлые мысли! Не смей!
— Норик, ты держишься?
— Кажется, да… Голова почему-то кружится…
— Зажмурься! Спускайся на ощупь!
— Я так и делаю! Давно уже…
“Как давно? Сколько времени прошло? Далеко ли до площадки?”
Посмотреть бы вниз, но нельзя…
— Оська… Я почему-то ослабел весь…
— Держись! — Оська толкнул себя вверх на три звена — рывком! Уперся головой в костлявый зад Норика, грудью прижал его ноги, обхватил их вместе с цепью.
— Зажмурься крепче! Не смотри никуда, отдышись!.. Помнишь: “Цепь, ведь я твое колечко…”
— Да. Я повторяю…
— Ты не бойся! Мы ведь уже совсем близко от церкви.
— Правда?
— Конечно!
— Тогда пошли…
— Ты можешь?
— Да.
И опять: толчок — толчок, толчок — толчок. Колебание цепи в пустоте…
Когда-то цепи покрыли черной краской. Теперь она отскакивала чешуей, царапала ноги и ладони. Порой до крови. И язвочки ржавчины въедались в кожу. Ну да пусть, лишь бы скорее вниз. И даже сторож внизу уже не страшен. “Кажется, его зовут Сильвер, как в “Острове сокровищ”, — вспомнил Оська рассказы пацанов. Тех, кто будто бы попадал Сильверу в лапы…
Справа показался крест колокольни — Оська увидел его краем глаза. Ух, значит позади две трети пути.
— Норик, мы правда уже близко…
— Оська! Я зацепился!
Оська глянул вверх. Край штанины у Норика наделся на головку нагеля — это такой болт на могучей такелажной скобе, она соединяла две смычки цепи. Какой олух поставил ее сюда вместо специального круглого звена! Решили, что, если не на корабле, то можно!
— Сделай шаг вверх!
— Ось… я не могу. Правда…
— Тогда вниз! Пусть рвется!
— Не пускает…
— Сильнее вниз!
Материя треснула.
— В порядке?
— Ага… Только распластал…
— Наплевать. Починим как-нибудь… Не бойся, уже скоро площадка…
Крест колокольни ушел вверх, показались чешуйчатые маковки и луковичный купол.
Еще вниз…
— Норик, теперь правда совсем близко!
— Да, я вижу…
Справа был уже сруб, кованая решетка окна. Сейчас, если даже свалишься, то не беда. Лишь бы не мимо площадки… Вот и все! Оська прыгнул на доски. Вытянул руки, принял в охапку обмякшего Норика.
Но тот не долго был обмякшим. Секунд пять. Потом отвердел, осторожно (даже ласково так) освободился. Виновато улыбнулся, прижал к бедру разорванную штанину. Оперся о точеные поручни площадки, глянул вниз, торопливо отошел от края.
— А где же дверь?
— С той стороны. — Оська прочно взял его за руку. И пошли.
Норик шел осторожно. Видать, ощущал под площадкой еще одну громадную пустоту.
Они оказались у резного крылечка со столбиками.
— Ой… — Оська выпустил руку Норика.
Массивных медных ручек с шариками и завитками не было. И медных крестов на половинках двухстворчатой двери не было. Только дыры от винтов… Правда, кто-то уже побеспокоился, прибил новые ручки, самые простые, как в дешевой квартире.
— Жулье, — горестно сказал Оська. — Это те, кто воруют цветной металл. Мало им корабельного кладбища, добрались и сюда…
— Значит, все зря? — Норик уронил руки.
— Да что ты! Почему зря? Можно взяться и за такую ручку! Ведь это же все равно вход в церковь ! И там — святой образ.
— Думаешь, его не украли?
— Конечно, нет! Смотри, дверь не сломана! А она ведь всегда бывает закрыта! Если бы хотели украсть, сломали бы!
Подергали дверь. Она и правда оказалась прочно запертой.
