— Да…
Скоро внизу забрезжил свет.
— Вот и все. Почти… — прошептал Оська.
Оказалось, что не все. Выход закрывала решетка, которой раньше не было.
Это была калитка, сваренная из арматурных прутьев. Снаружи — увесистый замок. Оська просунул руку, покачал его.
— Влипли…
— Наверно, эту решетку поставили от жуликов. Когда они украли ручки и кресты. — догадался Норик.
Правильная догадка. Только от нее было не легче. Потоптались. Норик сказал:
— Что будем делать?
— Я вот ни настолечко не имею никакого понятия, что нам делать, — горько признался Оська.
— Обратно я не заберусь..
— Никто не заберется. Чего об этом говорить.
— Ось…
— Что?
— Но ты не думай, что я жалею. Я все равно рад, что спустился по цепи… мы спустились. И я загадал…
— Да… Хорошо, если бы и про нас кто-нибудь загадал бы. А то мы… тоже как арестанты… Сижу за решеткой в темнице сырой…
— Если бы знать хотя бы: долго ли сидеть?
— Может, сторож придет, — неуверенно понадеялся Оська. — Будут, конечно, неприятности, но не убьет же до смерти…
— Хоть бы пришел… Если я не появлюсь дома до темноты, дядя Игорь и тетя Зоя начнут звонить в полицию и в больницы. А потом — вот он, явился красавчик! Да еще в разодранных штанах…
“А мама!.. И Анка… Они же с ума сойдут!”
Но Оська победил в себе панику. Глянул на часики.
— До заката еще больше двух часов. Знаешь что? Давай спокойно подождем полчаса. Вдруг что-нибудь случится? Кто-нибудь придет?
— А если не придет?
— Ну… тогда одно остается. Подняться на площадку, махать руками и орать: “Спасите наши души!”
— Легче уж вниз головой, — вздохнул Норик. Видимо, у него еще оставалось чувство юмора. Капелька.
— Давай ждать…
Они сели у решетки на корточки. И… вдруг почувствовали, что не знают, о чем говорить.
Чтобы сломать неловкость, Оська спросил:
— Твои дядя и тетя, они что, очень строгие?
— Ничуть. Но трясутся надо мной, как над маленьким, своих-то у них нет. Они оба из-за меня заработают инфаркты…
Никто не появлялся. Кричали тепловозы, и вдали снова играл оркестр. В шумном веселом городе. На воле.
— Норик, ты где раньше жил?
— В Среднекамске. Там речной порт и всякие заводы. Слыхал?
— Конечно. По географии проходили. Я сразу понял, что ты не здешний.
— Как понял?
— Ну, во первых, ты не слышал про Николу-на-Цепях. А во-вторых — вот… — Оська двумя пальцами приподнял желтый рукавчик. — Тут у тебя загар, а выше почти нет. Значит, он недавний. Наши-то пацаны коричневые с головы до пят. У меня даже зад коричневый, хотя я без трусов сроду не загорал.
— Тогда почему?
— Потому что загар наш со временем расползается по телу и остается навечно… Вот сам увидишь, если дело дойдет до линьков… — У Оськи тоже осталась капелька юмора.
Норик чуть посмеялся, потом вздохнул и прижался лицом к решетке. В него светило снаружи солнце. Золотило хохолок и просвечивало тонкие уши. Норик покачал замок.
— Если бы ключ какой-нибудь подобрать… Тут, кажется, несложный механизм. У тебя никакой железки нет?
— Подожди-ка! — Оська вскочил, хлопнул себя по бедрам. Остро ударился о ладонь сидевший в кармане барабанщик. “Ольчик, выручай!”
— Норик, смотри!
— Что?.. Ой, да он же оловянный, мягкий…
— Это лишь называется “оловянный”. А на самом деле из какого-то твердого сплава.
— Он не пролезет в замок…
— Подожди…
Ноги солдатика крепились к тонкой подставке размером с гривенник. “Прости меня, маленький. Другого выхода нет…” Оська сунул подставку в щель на каменном полу, потянул на себя барабанщика. Подставка легко отломилась.
Ножки барабанщика были похожи на стержень ключа с двойной бородкой.
Царапая о железо запястья, Оська опять просунул руки к замку. Солдатик ногами легко вошел в скважину. Но и только. Самодельный ключ не поворачивался. И застрял. Оська перепуганно задергал его, вытащил.
— Не получается.
— Ось, послушай…
— Что?
— Кто-то, кажется, есть там, в коридоре.
Оська замер. И надежда в нем, и страх. Но нет…
— Ничего не слыхать.
— Слыхать. У меня уши во какие… как радары. Всякий дальний звук ловят.
Оська притих снова. Теперь и ему показалось: кто-то есть в скальной толще.
— Я пойду, разведаю.
— Нет, вместе.
Крадучись, нырнули во тьму коридора. Прошли десятка два шагов, свернули раз, другой. Сперва тьма впереди была прежняя, непроглядная. И вдруг мазнул стену оранжевый проблеск.
На цыпочках, со ступеньки на ступеньку, добрались до нового поворота. И увидели то, чего не заметили по пути вниз. В конце короткого тупика светилась красноватая дуга — щель над полукруглой приоткрытой дверью. Из-за двери уже явно слышались шаги. И покашливание.
— Логово Сильвера? — шепнул Норик.
— Наверно.
Подобрались к двери и увидели в щель обширную каменную келью. Она была заставлена, завешена по стенам корабельным имуществом и обрубками дерева. Горела неяркая лампа. Зато огонь камина, вырубленного в известняковой стене, был сильный и горячий.
Между камином и голым дощатым столом ходил туда-сюда старик с большущей лысой головой, со щетиной на обвисших щеках. Седая щетина искрилась от огня. На лысине горел блик. Старик то ли напевал, то ли бормотал что-то. Он был похож на шкаф, обтянутый тельняшкой и старыми парусиновыми штанами. И двигался как шкаф. Словно воздух вокруг превратился в застывшие глыбы, и старик, хромая, расталкивал его плечами.
— Почему мы раньше-то не заметили огня? — прошептал Норик.
— Наверно, дверь была закрыта… Ну, как? Будем сдаваться?
— А чего еще-то…
Оська взял Норика за руку. Надавил плечом заскрипевшую дверь. Оба понуро шагнули через порог.
Норик шепотом сказал:
— Здравствуйте…
4
Старик если и удивился, то не сильно.
— А, птенчики… — Голос его был глухой и… щетинистый какой-то. Как щеки. — Сверху прилетели?
Они еще сильнее нагнули головы. Отпираться было глупо.
От камина несло по ногам густым теплом. В зябкости скального помещения это было приятно даже. Но вообще-то приятного мало…
