— Вполне… Хотя и не из самых сильных… Взгляните левее, видите высокий берег? Это мыс Тарханкут. Здесь часто бывают такие переделки, особенно осенью… А вы первый раз в море?
— Я плавал по Финскому заливу до Петергофа, но в такую погоду не попадал. Ни разу так не повезло, господин капитан…
— Мне кажется, в вас есть морская косточка… Только я не капитан, а вахтенный штурман. Василий Васильевич Хлебников. А вас как зовут, сударь?
Цепляясь за релинг, Коля все же постарался сдвинуть каблуки:
— Николай фон Вестенбаум, господин штурман.
— О!.. И что же, фон Вестенбаум, вы путешествуете один?
Коля уже готов был объяснить, что путешествует со своей замечательной тетушкой, у которой лишь один недостаток — подверженность морской болезни. Однако Татьяна Фаддеевна появилась здесь сама. Видимо, страх за племянника оказался сильнее всех страданий, и она одолела их в отчаянных поисках мальчишки на взбесившемся от шторма пароходе. На лице ее читалась мука, в движениях — слабость, и все же главным было сдержанное негодование.
— Николя! Это… выходит за пределы всяких приличий! Как ты смел? Я запретила уходить из каюты!
— Но только до утра! А уже утро!
— Несносный мальчишка… Ай!
— Держитесь, Тё-Таня!… Василий Васильевич, это моя тетя Татьяна Фаддеевна!.. Тё-Таня, это вахтенный штурман Василий Васильевич Хлебников!
Штурман Хлебников поднес два пальца к капюшону. Тетушка, вцепившись в трубку поручня, сделала судорожный кивок. Юбка ее трепетала, как знамя.
— Весьма приятно, сударь… Простите этого негодника… Николя, марш вниз!
— Но тётя, — лукаво сказал Коля. — Здесь капитанский мостик. На нем командуют не дамы, а морские офицеры.
— Я тебе покажу… даму… Господин штурман, велите этому негоднику спуститься в каюту. Он промок, и у него слабые легкие.
— В самом деле, Коля. Вы уже довольно полюбовались стихией… — Затем штурман нагнулся к нему. — Надо снисходить к женским слабостям…
— Да. Я сейчас… Только скажите, а скоро уже Ялта?
— Еще весьма не скоро. Погода задерживает нас. К тому же мы, увы, сделали промашку, не загрузили полностью бункера, случилась нехватка угля…
— А паруса в помощь машине поставить нельзя? Рангоут, кажется, позволяет… — Коля с видом знатока глянул на фок-мачту с двумя длинными реями.
— Иногда мы так и делаем, но сейчас-то ветер встречный…
— Ах да! — Коля смутился из-за своей промашки, но тут же с тайной надеждой задал новый вопрос:
— Значит, нас может выбросить на берег?
— Ни в коем случае! — Хлебников глянул на Татьяну Фаддеевну. — Однако может случиться, что угля не хватит до Ялты и придется заходить в Севастополь…
— Но это же замечательно! — возликовал Коля.
— Для кого как…
— Николя! Ты испытываешь судьбу! И меня.
— Иду… Прощайте, господин штурман. Спасибо…
— Прощайте, фон Вестенбаум. Всего доброго, сударыня, держитесь за племянника. К сожалению, не могу покинуть мостик и проводить… Коля, подожди-ка!
Это было так неожиданно! Хлебников откинул вдруг капюшон, снял черную фуражку с широким кожаным козырьком и узким подбородочным ремнем. Покачнувшись, нахлобучил на Колю.
— Носи, юнга! На память о морском крещении. И за смелость…
Мог ли он мечтать о таком! Чтобы настоящий моряк на настоящем морском судне подарил ему настоящую капитанскую фуражку! И не просто так, а в награду! За то, что не боялся шторма, когда все другие пассажиры полегли по каютам…
От счастья Коля размяк и сделался послушным. В каюте он безропотно позволил тетушке стащить с него влажную одежду и закутать его в плед. Затем проглотил ложку приторного лечебного ликера («поскольку горячего чая сейчас ни у кого не допросишься»). Потом он сидел, втиснувшись в угол между каютной переборкой и спинкой дивана, держал на коленях фуражку и гладил ее, словно кошку. Разглядывал на ней каждую мелочь: медные пуговки, петельки на ремешке, тисненую латунную эмблему со скрещенными якорями…
— Он сказал, что у меня морская косточка. А вы говорили: «Ты никогда не станешь моряком».
Собрав остаток сил, тетушка назидательно разъяснила, что выскакивание на палубу во время ужасной погоды (без спросу!) — это вовсе не путь к овладению морской профессией. А путь — старательное прохождение всех наук в морском учебном заведении. Но море, видимо, было несогласно с госпожой Лазуновой. Оно вздыбило пароход, затем повалило его набок, и Татьяна Фаддеевна со стоном полегла на постель, отдавшись новому приступу страданий…
К Севастополю подошли вечером. Ветер к тому времени поутих, волнение ослабело, облака на западе разошлись, и солнце выбросило из-под них лучи громадным, в полнеба, веером. Освещенный ими город на берегах Северной бухты показался Коле чудом. Издали не было видно разрушений. Белый камень строений отражал золотистый ласковый свет, и невозможно было представить, что почти все здания разбиты, пусты и мертвы. Тем более что в бухте шла обычная морская жизнь: ныряли среди зыби ялики, дымили высокими трубами паровые катера, два закопченных буксира неторопливо разворачивали у берега с приземистым каменным фортом длинный черно-белый пароход (кажется, иностранный).
На якорь стали, когда солнце уже ушло. По берегам и на плавучих бочках задрожали разноцветные огоньки, на дальней горе замигал красный маяк…
К борту подошел вельбот, матросы помогали пассажирам спускаться по шаткому трапу. Коля-то сошел, конечно, сам, а тетушку держали сзади и спереди. Потом подали вещи. Короткая зыбь резко встряхивала шлюпку, черная вода пахла йодистым рассолом, а с берега несло запахом теплых камней и сухих листьев…
То, что зашли в Севастополь, Татьяна Фаддеевна сочла милостью Господней. «До Ялты я живой не доплыла бы…» Решено было остановиться здесь на два-три дня. Это даже хорошо, что так получилось. Ведь все равно пришлось бы из Ялты приезжать в этот город. Не могла же Татьяна Фаддеевна, оказавшись в Крыму, не посетить место, где погиб брат, не побывать на его могиле!
— И вообще… я полагаю, долг всякого русского человека побывать здесь при первой возможности и почтить память всех, кто полег в эту землю во время героической обороны, — строго сказала она Коле. А он разве спорил? Наоборот! Он считал в точности так же, только не смог бы высказать это столь торжественно…
Пассажиров, сошедших на берег, было немного. На пристани сразу подступили к ним несколько бойких приказчиков, предлагая поселиться в гостиничных номерах. Через полчаса Татьяна Фаддеевна и Коля уже заняли комнату в «Пансионе г-на Тифокина» — длинном двухэтажном доме неподалеку от разрушенной Николаевской батареи. Когда подъезжали на пролетке, Коля заметил в свете желтого фонаря, что левое крыло пансиона представляет собой развалины, однако главная часть здания оказалась вполне приличной гостиницей. И ужин в номер принесли по первой же тетушкиной просьбе. И даже ванна была — правда, одна на несколько номеров и за особую плату…
