И вот они в рубке. Желтый свет. Белесые листы карт, белые круги часов и репитеров. Капитан — похожий на того, что в парке командовал гонкой клиперов. Бакенбарды, голубая форма…
— В чем дело? Я протестую! Я…
— Тихо! Застопорить машины! Отключить связь! Нам известно, что вы везете политических заключенных! Список этих лиц — сюда! Заключенных — на палубу!
Капитан потянулся к судовому телефону. Оська от пояса дал по аппарату очередь. Автомат резко рвануло назад, от кожуха телефона полетели клочья.
— Сказано: отключить связь! Руки!..
Капитан вскинул руки — из голубых рукавов вылезли белые манжеты.
— Но как я отдам команду в машину?
— Пошлите матроса!
— Я протестую!
Новая очередь. Не Оськина, чья-то еще. По штурманскому пульту.
— Стоп машина! Арестованных женщин — наверх!
…И вот они стоят у борта — с неразличимыми лицами, в серых робах с номерами.
— Спускайтесь, пожалуйста, в катер!.. Максим, помоги им!..
— Уходим, ребята!.. Капитан, у вас пять минут, чтобы спустить плот или шлюпку и покинуть борт! На шестой минуте ваша пиратская посудина пойдет ко дну! — Прыгая в катер, Мамлюча звонко прилепила к обшивке магнитную мину. — Максим, полный вперед!
От включенной скорости Оську рвануло назад, он еле устоял. В сандалиях было скользко: в них по ногам текли от колен теплые струйки. Оба колена он рассадил о железные клепки обшивки. Боль такая… Но наплевать! Главное — победа!
— Здесь есть мама Норика Илькина?
— Да! Да! Это я! Что с Нориком?!
…А с Нориком было все в порядке.
Стремительно встало солнце. Никто не оглянулся на ухнувший за спиной взрыв. Бил навстречу голубой свет, била пена. Катер шел вдоль пустынного берега к заброшенному пирсу. А Норик бежал у самой воды и кричал:
— Мама! Мама! Ма-а-ма-а!
VI. ВРЕМЯ РАЗДАВАТЬ СОЛДАТИКОВ
1
— Ма-а-ма-а! — Это за окном.
Было утро, было солнце, и пятилетний Оськин сосед Руслан вопил на дворе. Стоит матери выйти из дома, как он сразу начинает голосить с подоконника.
И не было катера, не было автомата, ребят, освобожденных пленниц. Лишь колени болели еще по-настоящему. Оська поглядел на них, откинув простыню. Никакой крови и свежих ссадин.
А ведь все было точно как по правде! Все запахи, все звуки! Холод стального автомата, страх в глазах подлого капитана! И бегущий вдоль прибоя Норик…
— Ма-а-ма-а!..
Не встретит нынче Норик маму. Одно остается: смотреть ночью в бинокль на огни теплохода “Согласие”, который пройдет в нескольких милях от берега…
Но и бинокля еще нет, нужно его раздобыть.
Хорошо, что уже каникулы. Не надо рваться между школой и по-настоящему важными делами.
Первое дело — к Ховрину. Он сегодня работает дома.
Мама с папой еще спят. Ночью не могут наговориться, а утром не добудишься. Пусть спят, пока отпуск.
— Оська! Ты куда? А завтрак? — Это бдительная Анаконда услыхала на кухне, как он в прихожей застегивает сандалии.
— Я у Ховрина поем! Мне надо к нему срочно!
Ховрин встретил его с намыленным лицом и бритвой в руке.
— Птичка ранняя не знает ни заботы, ни труда…
— Ага, “не знает”! Куча забот!
— Ну?
— Ты можешь дать до завтра твой бинокль?
— Если меня очень-очень попросят. И поклянутся больше не приставать сегодня и не мешать работать.
— Поклянутся! — Оська вскочил на стул, бинокль висел высоко на стойке стеллажа. Оська снял его, вынул его из чехла направил на распахнутое окно. Глянул со стула, как с капитанского мостика. Крутнулся. Юнмаринка разошлась на груди и животе.
— Ты где это пузо расцарапал? Будто тебя кошки драли!
— А! Это вчера, когда купались. Там один салажонок лет семи застрял между подводных плит. Нырнул балда под них, в проход… у них игра такая: проплывают там, как Ихтиандр… Нырнул и засел. Минута протянулась, его друзья видят: его нету — и в рёв. Пришлось нырять, а там края у плиты как акульи зубы… — Оська поведал это со скромной гордостью.
— Постой! Малыш застрял, а ты нырнул и вытащил?
— Ага! У меня такое свойство теперь обнаружилось: я могу через любую узкость проникнуть. Как бриг “Мальчик” между Караимскими скалами.
— Я тебе оч-чень не советую соваться в подводные узкости. И в любые…
— Оставлять, что ли, было там этого малька?
— Я не про данный случай, а вообще…
— А я про данный. Потом мы с Мамлючей и Нориком всю мелкоту оттуда прогнали. Мамлюча пообещала им ноги выдергать, если еще вздумают нырять под плиты…
— Хоть один умный человек есть а вашей компании, это Мамлюча.
— Там все умные! Вовчик и Бориска машину времени делают! Называется “хронокачалка”. Потому что я им про ось-качалку рассказал, и они хотят песочные часы установить на такой оси. Эти часы — главная часть машины. Будут колебания оси, значит, будут колебания временн о го потока… Так они говорят… И тогда может открыться щель в другое пространство.
Ховрин сказал, что ближайшее такое пространство в районе поселка Рыбачий Сад, там детская психиатрическая больница.
Оська надулся. Наполовину всерьез.
— Ладно, не разбухай… Как по-твоему, что такое “ИО”?
— Исполняющий обязанности?
— Сам ты… Я говорю про двухфлажный сигнал. Ты же просил узнать!
— Я просил про И Эн!
— Ах, ах, ах! Какое негодование… Не думай, что я глупее тебя. Смотри…
Ховрин выволок со стеллажа могучую книгу с кожаным корешком. На темном переплете были оттиснуты двуглавый орел, мачта с флажками, штурвал, якорь и рамка из каната. И слова: “Международный сводъ сигналовъ”. Ховрин плюхнул книгу на диван. Безошибочно открыл страницу с пестрыми флажками.
— Это что, по-твоему?
Рядом с бело-синим “шахматным” флагом, похожим на Оськину юнмаринку стояла буква “О”.
— Вот так-то, голубчик! Можешь радоваться соответствию флага своему почтенному имени. Причем, полному соответствию. Ведь флаг буквы “О” так и называется — “Оскар”. Правда, ударение на первом слоге, а последнюю букву обычно проглатывают, но не будем придираться к мелочам.
Это было здорово! Но… непонятно. Оська пробежал глазами таблицу. Многие флаги были не с теми буквами, что он знал. Хотя желтый с черным кругом — как и полагается, “И”.
Оська глянул на титульный лист.
