— Я знаю. — Он направился к парковке, переполненной патрульными машинами.
Я съела последний кусочек своего завтрака и сделала еще глоток Кока-Колы, потому что кофе плохо сочетается с Эг МакМаффином. И вытерла руки салфетками.
Заглушив двигатель, он не стал выходить из машины. Он медлил.
— Ты не на столько безжалостна, нежели я, но убиваешь с такой же легкостью.
— Спасибо, — поблагодарила я, потому, что знала, что это был комплимент.
Он подарил мне небольшую улыбку, думаю, признавая, что я была одной из немногих людей на планете, кто знал бы, что это комплимент.
— Но если что-нибудь пойдет не так, я знаю, что ты увидишься с Донной и детьми, верно?
— Ты же знаешь, я так и поступлю, но тебе, Эдуард, не подходит быть таким чувствительным. У тебя предчувствие? — спросила я, и была серьезной, потому что у копов такое иногда бывает. У многих из них есть небольшие психические способности; это один из способов, почему они остаются в живых.
— Все дело в Питэре. Ему нужен я или кто-то на меня похожий, чтобы закончить его тренировать.
— Ты же знаешь, что я все еще не одобряю то, что ты готовишь его в преемники семейного бизнеса, — сказала я.
— Ты имеешь в виду, быть маршалом?
— Без шуток, Эдуард, не между нами, — сказала я.
Он кивнул. — Он хочет, чтобы я взял его на работу вне страны, когда ему исполнится восемнадцать, если я посчитаю, что он готов.
— Он будет готов? — спросила я.
Он сжал губы и затем снова кивнул. — Думаю да.
— Я слышу в твоем голосе грусть.
Он кивнул еще раз. — Ты же знаешь, Анита, что происходит на охоте. Быть хорошим недостаточно.
— Так же ты должен быть удачливым, — сказала я.
— Боюсь, что буду слишком сильно о нем беспокоиться, и окажусь недостаточно бдительным.
— Ты боишься, что если возьмешь его — позволишь подстрелить себя, защищая его, и однажды умрешь, то и он тоже умрет, — сказала я.
— Да, — сказал он, развернувшись на сидении, и посмотрел на меня. Его лицо было очень серьезным, не потрясенным, не злым, не угрожающим, просто серьезным.
— Не бери его, — сказала я.
— Теперь я не могу отказать ему, Анита. Это сломает его.
Я нахмурилась, глотнула Коки, и попыталась подумать. — Чего ты хочешь, чтобы я сказала?
— Я бы хотел попросить тебя об одолжении, о таком, о каком не имею права просить.
Это удивило меня, и это должно быть отразилось на моем лице. — Интересно что бы ты мог такого попросить, на что не имеешь права?
— Сходи со мной на первую охоту Питэра.
Я моргнула. Я думала о множестве вещей, но, наконец, спросила. — Когда?
— В следующем году, возможно осенью.
— Тогда же, когда и в сезон оленей, — кивнула я.
— Ага.
Я снова кивнула. — Мне, вероятно, придется взять с собой нескольких телохранителей, и ты знаешь, что я не одобряю того, что ты делаешь с Питэром.
— Но все равно приедешь.
— Да, приеду.
— Я знаю, что если ты умрешь, ты рискуешь утащить всех, с кем связана метафизически, за собой в могилу, всех, кого любишь, и все равно приедешь.
Я вздохнула. — Сначала мне следует поговорить с ними, чтобы быть честной, и я сделаю это, но мы не можем лишать друг друга собственной жизни; тогда мы становимся заключенными, чего никто из нас не хочет. — Я начала складывать весь мусор в маленький пакет. — Кроме того, думаю, Жан-Клод достаточно силен, чтобы сохранить жизнь каждому. Но если я собираюсь всем рисковать вне страны, тогда нам нужно победить Мать Всея Тьмы и Арлекин до следующей осени. Не могу рисковать смертью и позволить ей выиграть.
Он кивнул. — О’кей сначала я помогу тебе решить твою проблему, потом займемся моей.
— Договорились.
Он улыбнулся, и это была смесь свирепости Эдуарда и старины Тэда. — Я пришел, чтобы помочь тебе убить старейшего вампира на планете, который всего лишь дух, поэтому нам нужна магия, чтобы ее уничтожить.
— Может ее вообще нельзя убить. Мы можем быть в состоянии только захватить в ловушку ее магические способности, но, честно говоря, никто не приблизился к выполнению этой задачи.
— Поэтому я помогаю тебе сделать невозможное, а потом ты включишься в намного более обыденное убийство со мной и Питэром.
— Я знаю, что ты выберешь что-нибудь неопасное для первой охоты Питэра, поэтому, проще говоря — да. Ты помогаешь мне убить неубиваемого, охотиться и зарезать самых ужасающих воинов и убийц, даже среди вампиров и оборотней, а затем я помогу тебе в чем-то, намного, более простом, — я улыбнулась, не могла сдержаться.
Он потряс головой. — Для Питэра, сложным будет не убийство — а эмоциональная дрянь.
— Как он? — спросила я.
— Он сын своего отца, — сказал он не очень-то радостным голосом.
— Ты имеешь в виду, что он такой же безжалостный, хладнокровный убийца?
— Нет, это значит, что он хочет им стать.
— Дерьмово, — сказала я.
— Не то слово, — согласился он.
— Он убил до того, как должен был. Он спас мою жизнь и рискнул своей собственной. Он отличный мужик.
— Он мальчик.
— Каждый, кто может встать со мной плечом к плечу, когда монстры пытаются нас убить, и не вздрогнуть, не мальчик, Эдуард. Он всего лишь молодой, время это закрепит.
— Надеюсь на это.
Затем я поняла, в чем заключалась настоящая проблема. — Ты не хочешь увидеть, как он умрет.
— Я не хочу навлечь на него смерть.
— Этого не случится, Эдуард.
— Как ты можешь быть настолько уверенной?
— Я знаю, что ты не возьмешь его, пока не будешь уверен, что его навыки превосходят требуемые для работы. Я знаю, как ты хорош в обучении этому ремеслу людей; ты помог мне тренироваться. У него хорошие инстинкты, он — стрелок. Он не колеблется. Он храбр как черт.
Он посмотрел на меня. — Он тебе нравится.
— Мы говорим по телефону по крайней мене один раз в месяц, иногда дважды. Он отличный ребенок.
— Ты только что назвала его мужиком.
Я улыбнулась. — Когда он стреляет, он мужик; по телефону он звучит как ребенок.
— Он все еще влюблен в тебя.
Я кивнула. — Я заметила.
— Тебя должно беспокоить то, что ты ему нравишься.
— Есть немного, но ему нужен друг, с которым он мог бы поговорить о всей этой дряни, которую вы оба хотите на него навести.
