Валька зажмурился и увидел свою «Легенду» отчётливо, словно на фотографии. Рисуй, как с натуры.
Но Валька отложил карандаш.
Чего-то не хватало в увиденной картине. Была у этой шхуны какая-то одинокость. Слишком много волн — и слишком маленький кораблик. Летит под ветром куда-то…
Куда? Кто его ждёт?
«Никто», — подумал Валька и понял, что нужен человек.
Человек, который ждёт.
И берег, и волны, которые взлетают у прибрежных камней.
Но какого человека нарисовать на берегу? Взрослых рисовать он почти не умел, да и не интересуют взрослых парусные корабли. Валька нарисует мальчишку. Немного помладше, чем он сам. Мальчишку, который сидит на причальной тумбе и смотрит, как возникает из тумана и волн летящий силуэт парусника.
Возникает и проходит мимо. Как Летучий голландец. Может быть, последний парусник на свете. Почти сказочный. Но настоящий…
Валька медленно стянул пальто. Он опять не спешил браться за карандаш — боялся спугнуть новую мысль.
«Только надо найти мальчишку», — сказал себе Валька.
Он открыл тумбочку письменного стола и оттуда, из-под старых учебников, вытащил свой альбом.
Это был не тот альбом, который Валька носил на уроки рисования. В том, в школьном, были изображены кособокие, старательно растушёванные, кувшины, чучела уток, гипсовые завитки и уходящие вдаль рельсы (последний рисунок назывался перспектива). Под рисунками стояли отметки: четыре, четыре с минусом, очень редко пятёрка, иногда тройка.
Рисовать кувшины и перспективы Вальке было лень. Кому они нужны? Учителя по рисованию (а они часто менялись) не говорили ему одобрительных слов. И никто, почти никто не знал, что Валька может на самом деле. Потому что почти никто не видел его второго альбома.
В нём Валька рисовал то, что любил: парусные корабли, фантастические города и своих приятелей-малышей. Корабли и города он рисовал давно, а ребят начал позднее, но они занимали много страниц.
Валька сам не ожидал, что так получится.
В августе, когда зачастил к нему Андрюшка, Валька не думал, что это всерьёз и надолго. Но проходили дни, и почти каждый из них начинался с Андрюшкиного появления. Иногда он приводил всю компанию. Шумная компания в Валькиной комнате вежливо притихала и смотрела на хозяина с почтением. «Валька, ты поможешь кирпичи притащить? Мы будем печку складывать», — говорил Андрюшка и смотрел уверенно и спокойно. Он никогда не сомневался, что Валька поможет. «Ты не знаешь, где взять во-от такой циркуль? Нам надо круг на земле начертить, мы будем цирк строить. Валька, нарисуй нам ракету. Мы её из бочки будем делать».
Чаще всего они просили именно нарисовать. Потом по Валькиным рисункам они возводили свои сооружения: мосты через канаву, звездолёты, крепости и поезда. Не всегда это получалось, не хватало времени и материалов, и где-нибудь в середине дня Андрюшка появлялся снова. Исцарапанный, перемазанный, но спокойный и деловитый. «Валька, а если крылья сделать не из досок, а из картона?..»
Но однажды Андрюшка не появился. Прошёл день, потом второй, и Валька почувствовал ревнивое беспокойство. Он прихватил альбом, будто идёт порисовать на улице, и отправился к ним во двор. Вся компания дружно скакала по асфальту на одной ножке — играла в классы. Почему вдруг в августе они вспомнили эту весеннюю игру?
Вальку малыши встретили радостными криками, но прыгать не перестали.
И тут он отчётливо понял, что они, в конце концов, без него обойдутся, а он без них не может.
С тех пор Валька стал приходить к ним с альбомом. Это было очень удобно: они занимаются своим делом, а он рисует.
Иногда Валька бросал карандаш, чтобы помочь малышам в каком-нибудь трудном деле, но они не часто обращались за этим. Они очень уважали Валькину работу. И если он просил их постоять и не двигаться, они послушно замирали в самых неудобных позах.
…Валька листал альбом. Среди набросков и законченных рисунков он хотел найти что-нибудь подходящее для новой работы, для Легенды океана. Какого-нибудь мальчишку, который сидит так, как сидят на берегу. Но очень скоро он понял, что это бесполезно. Каждый рисунок мог быть хорош сам по себе, но не годился, чтобы его использовали для другого.
Вот «Гладиаторы»: Толька Сажин вскочил на перевёрнутую бочку и отбивается деревянным мечом от наседающих мальчишек. Чёрные брови сведены к переносице, а волосы над лбом встали торчком, как гребень у бойцового петуха. Кажется, похоже получилось…
«Космонавты»… Всё та же бочка, превращённая теперь в ракету. Четверо сидят в ней, а пятилетний Борька стоит в стороне и надулся: ему поручили руководить запуском с Земли.
«Первый снег»… Деревья и палисадники уже в пушистых оторочках, но на земле снега ещё очень мало, и двое мальчишек скребут лыжами по замёрзшим комкам. Это он Андрюшку и Павлика рисовал.
«Ирка и месяц»… Тонкая берёзка, узкий светлый месяц над ней и притихшая Иринка. Стоит, запрокинув голову. В ботах, в капюшоне. Конец октября…
И ещё рисунки. Летние, осенние, зимние…
Постепенно Валька перестал стесняться своей дружбы с Андрюшкиной компанией. А вот рисунки эти не показывал никому. Наверное, так же прячут свои первые стихи начинающие поэты и так же какая-нибудь девчонка никому не показывает записку с приглашением в кино, полученную от мальчишки из соседнего класса… У каждого бывает своя тайна, и каждый имеет на неё право.
Валька слишком много любви вкладывал в свои рисунки и боялся, что кто-то скользнёт скучным или насмешливым взглядом и спросит: Зачем ты возишься с этой мелкотой? Неужели охота? А может быть, не спросит, но подумает.
Показать бы тому, кто обязательно поймёт. Но кому? Учителя по рисованию менялись в школе буквально через каждые две недели, и ни один из них Вальке не нравился. Кроме последнего.
Недавно в классе появился Чертёжник. Чертёжником его прозвали старшеклассники, к которым он пришёл немного раньше. Звали его Юрий Ефимович.
Он был высокий, русоволосый и очень молодой. Чуть сутулился, но иногда вдруг резко выпрямлялся, и тогда Вальке казалось, что на боку у него висит невидимая шпага. Говорил Юрий Ефимович, слегка запинаясь на звуке «р», и у него получалось временами вместо «рисовать и ребята» — «р-лисовать, р-лебята. Но это даже нравилось Вальке так же, как нравился его спокойный голос и какая-то особая точность и цепкость движений.
На первый урок Чертёжник пришёл с глобусом и сказал:
— Давайте попытаемся изобразить эту штуку… Только обратите внимание, что глобус — это не просто шар на подставке. Это модель Земли. Планеты. С морями, горами и пустынями… Не знаю, как вам, а мне глобус всегда напоминает о приключениях и о космосе… Короче говоря, я не буду возражать, если вы нарисуете его летящим среди комет, облаков, спутников или в окружении какой-нибудь… ну, скажем, тайны. Класс загудел.
