Кирилл сердито дернул плечом. Ему и самому до боли в пальцах не терпелось крутнуть штурвал. Но он понимал, что, не имея хода, "Капитан Грант" совсем остановится, если кинется носом к ветру. И тогда уж точно окажется кормой на камнях.
Кирилл ждал волну. И она пришла, пришла вовремя — большая, в желтых полосах пены. Приподняла парусник, и он, верный своей привычке, сам рыскнул вправо. Чуть-чуть. Лишь настолько, чтобы увести выпуклый борт от проклятого камня. Камень прошел рядом, едва не чиркнув по обшивке похожим на пилу краем.
— В двух сантиметрах, — сказал Алик.
Скорость нарастала, и Кирилл взял круче к ветру, уходя от гряды.
Опасность осталась позади. Позади остался эпизод из жизни экипажа маленького парусника на озере, которого нет на больших картах и о котором ничего не знают моряки, ведущие свои корабли по морям и океанам…
На Совиный мыс вырезались долго. У штурвала стоял Дед, Кирилл сидел у планшира, беззаботно глядя на волны и шевеля уставшими пальцами.
Когда прошли мыс и сделали еще один поворот, увидели белый катер. Ныряя в волнах, он шел от того места, где недавно стояла палатка. Кирилл успел разглядеть на корме маленькую тельняшку.
— Ну и ладно, меньше забот, — сказал Дед. — Зато спать будем спокойно.
И все молча с ним согласились.
— Уваливаем под ветер, — скомандовал Дед.
И они прекрасным, самым лучшим для парусника курсом — в полный бакштаг — понеслись к своей прежней стоянке, в тихую бухточку за Березовым мысом.
На южном берегу начали бухать взрывы: люди спешили остановить огонь…
Когда подходили к берегу, ветер ослабел и скоро совсем утих. С другой стороны, с северо-запада, неожиданно надвинулась лиловая туча. Грохнуло.
Грозу пережидали в тесной рубке, прижимаясь друг к другу и вспоминая недавнее штормовое плавание.
— Кир, у тебя нервы или канаты? — спросил Дед. — Я думал, что уже крышка, когда нас на камень волокло.
— Это у меня-то канаты… — усмехнулся Кирилл. — До сих пор мурашки по спине…
— Подумаешь, мурашки, — сказал Саня. — Будь у нас ордена, Кир точно бы заслужил.
— Орден мурашки первой степени, — ввернул Валерка.
— Я, между прочим, серьезно, — сказал Саня.
— Если серьезно, тогда не мне орден надо, а Митьке, — заметил Кирилл. — Он больше всех рисковал… Митька, ты жмурился?
— Не-а… У меня от испуга глаза растопырились…
В это время грохнуло изо всех сил.
— А молния в мачту не стукнет? — спросил Митька.
— Зачем ей в мачту стукать? На мысу вон сколько сосен, — успокоил Дед.
Митька подумал и сказал, что в сосну тоже не надо. А то опять лес загорится.
— После такого дождя ничего не загорится, — возразил Алик.
Дождь лупил тугими струями по фанерной палубе, и в рубке гудело.
Потом туча ушла за озеро и уволокла за собой ливень — словно на помощь пожарному десанту.
Все выбрались из рубки. Юрки первые прыгнули с борта и, взявшись за руки, побрели по мелководью к берегу. Вечерний воздух был свежий, послегрозовой. Гарь исчезла. Над дальним лесом еще курились дымки, но были они уже слабые и нестрашные.
Звонко тенькала пичуга…
Потом был вечер, такой, как хотели, — спокойный и хороший. Растянули палатку, сварили картошку, Дед спел песни про беспутного папу-туриста и про бабушку, вступившую в секцию альпинистов. Алик рассказал о стычке марсиан с жителями Сиреневой галактики…
Когда заря спряталась за деревья северного берега, а за Совиным мысом заиграла огоньками деревня Павлово, все решили, что пора спать. Дед, Алик и Юрки ушли на судно, а Кирилл, Митька, Саня и Валерка улеглись в палатке. Завернулись в одеяла, а под голову положили спасательные жилеты. Пол у маленькой палатки качался, как палуба во время недавнего плавания — так показалось Кириллу, когда он засыпал. Ну и пусть качается…
Проснулся Кирилл среди ночи. Он подумал сначала, что мама будит его, чтобы успокоить Антошку. А оказалось — Митька. Он осторожно толкал Кирилла в спину, шептал в самое ухо:
— Кир… Кир…
— Ты что, Маус?
— Кир, давай выйдем, а?
— Куда? Зачем?
— Ну выйдем…
Кирилл понял наконец: Митьке очень надо выйти из палатки, но он боится один. Ох ты, горюшко…
— Ладно, пошли, — пробормотал Кирилл.
Они выбрались из сонного тепла, и свежий воздух показался Кириллу зябким. Митька тоже стал ежиться и поджимать то одну, то другую ногу. Кирилл взял его за теплое плечо. По влажной траве они пошли к ближним кустикам. У самых кустов Митька освободил плечо, нерешительно оглянулся на Кирилла, сделал еще два шага в чащу и торопливо зажурчал там. Кирилл снисходительно усмехнулся и, чтобы Митьке не было страшно, стал тихонько насвистывать: "Капитан, капитан, улыбнитесь…"
Через несколько секунд Митька подбежал.
— Никто тебя там не укусил? — сурово спросил Кирилл. — И когда твои глупые страхи кончатся?
Митька вздохнул, ухватил Кирилла обеими ладонями повыше локтя, подумал и сказал:
— Скоро, наверно…
Они пошли рядышком к палатке. Но шагов через пять Митька вдруг остановился и прошептал:
— Смотри, как в книжке…
— Что? — не понял Кирилл.
— Ну, все… вокруг. У меня книжка есть со сказками, и там такая картинка.
Небо было сиреневым, с еле заметными звездочками. Верхушки сосенок в этом небе казались черными, будто нарисованные пушистой кисточкой, которую макнули в тушь. Сильно опрокинутая половинка луны висела над верхушками: заберись на сосну — дотянешься… Вполне-вполне могло случиться, что в этой темной чаще, под таким хитровато-молчаливым месяцем вдруг проснется, шумно переступит громадными куриными ногами и заскрипит замшелая избушка с неярким перекрещенным окном…
Однако Митьке говорить про избушку не стоило. Кирилл сказал:
— Это же хорошая сказка. В ней всякие добрые чудеса. Ты не бойся.
— А я не боюсь… если с тобой, — заверил Митька-Маус и плечом прижался к руке Кирилла.
— Холодно?
— Не-а… Пойдем посмотрим на наш корабль.
Кирилл вдруг заметил, что в самом деле уже не холодно. И спать совсем не хотелось.
Они вышли на склон. За редкими соснами лежала бухта. Вода отражала небо — светлая, как запотевшее зеркало. "Капитан Грант" казался таким же черным, как деревья. На палубе рубки видны были два силуэта, и даже сюда, на склон, доносился громкий шепот. Это Юрки отводили душу после долгой молчаливой ссоры.
Кирилл с Митькой спустились на кромку берега и вошли по щиколотку в теплую, будто подогретую на плитке, воду.