Хенды приходили на помощь, когда Симка и Мик отправлялись в экспедиции и разведывали разные таинственные места. Путешественники попадали в переулки, где узорчатые башенки над древними воротами были похожи на сказочные теремки. Лазали по туннелям, прорытым для весенних ручьев под дорожными насыпями. Открывали никому не ведомые пещеры и гроты под деревянными лестницами на откосах реки и лога. Читали полустертые надписи с ятями и твердыми знаками, которые сохранились на полуобваленных кирпичных брандмауэрах в заросших кленами и тополями дворах. (А стеклянный город в это время позванивал над настоящим — кирпичным и деревянным — колокольцами, нетающими сосульками и хрустальными флюгерами.)
Хохи мешали путешественникам. Цепляли за ноги чертополохом и ржавой проволокой, рвали штаны и рубашки, подламывали под ногами гнилые доски и хихикали, высовывая из щелей и кустов носатые и глазастые рожи. В сумерках это бывало даже страшновато…
В своих путешествиях по улицам, берегам и пустырям Симка и Мик искали клады. Не обязательно с сокровищами, а просто с чем-нибудь интересным.
Один раз Мику повезло. За городским рынком, в конце улицы Шверника, был заброшенный домик с кривым одиноким столбом от ворот. У этого столба Мик провалился в заросшую лопухами яму, там расцарапал ногу о что-то колючее, и оказалось, что это медный подсвечник. Конечно же, удивительно старинный, просто музейный. У него была подставка в виде узорчатых лап и витого стержня. От стержня расходились три изогнутых рожка с похожими на цветы чашечками. Один цветок оказался отломан, однако это не убавило ценности найденного сокровища (хохи подвывали от зависти, а хенды поздравляли Мика и заодно Симку).
Теперь безветренными темными вечерами на лужайке у гамака и топчана Мик и Симка вели беседы при свечах. Две свечи они вставляли в медные чашечки, а третью приспосабливали прямо к обломанному рожку (и она горела ничуть не хуже). Хохи досадливо сопели в репейниках и пытались иногда задуть свечки, но безуспешно. А хенды скромно садились в кружок и слушали разговоры. Стеклянный город высоко над головами тихонько звенел и по-своему перестраивал созвездия между зеркальными гранями…
Но в конце концов Симка почуял, что Мика эти игры уже не увлекают, как прежде. Тот несколько раз выдумывал причины, чтобы не отправляться в экспедиции. А два раза не появлялся у Симки, когда обещал. И потом отговаривался разной ерундой. Ну, сказал бы честно, что это дело ему наскучило и надо придумывать что-то новое! А то плетет про маму, которая заставила пойти с собой в магазин, про папу, который просил помочь разобрать на стеллаже книги…
В конце концов Симка снова поругался с Миком. Тому опять куда-то было «обязательно надо», и он смотрел в сторону нетерпеливо перебирал ногами. А ведь накануне договорились, что пойдут на стадион — проверить: нет ли под дощатыми трибунами убежища хохов?
— Давай завтра, а? — бормотал Мик. — Сегодня я никак…
Скорее всего, он хотел остаться один со своим альбомом, чтобы рисовать человечков в разноцветных карнавальных костюмах. Сказал бы уж прямо, не вертелся…
— Ну и фиг с тобой, моржа… — буркнул Симка и пошел домой. Даже не оглянулся, когда Мик жалобно окликнул его.
Симка не тревожился, ссора была мелкая и привычная. Завтра они сойдутся как ни в чем не бывало, и все пойдет по-прежнему. Однако надо бы придумать для игры что-то новое…
И тут, на счастье, Симка повстречал Фатяню.
Фатяня был… ого! Он был во флотской форме. Правда, она состояла не из отглаженных клешей и белоснежной матроски, а из холщовых сизых штанов и такой же рубахи, но рубаха оказалась заправлена под ремень с морской бляхой, а сверху украшена новеньким синим воротником — гюйсом! (Таким, как у Мика!) А еще был мятый синий берет с якорьком.
— Фатяня! Ну, ты совсем это… как из песни…
— Из какой песни? — скромно (и знакомо так, косовато) заулыбался Фатяня. И Симка процитировал песенку, которую слышал от брата Игоря:
— Мы севастопольцы, мы моряки! Плывем во все края-материки…
— Да какие там материки. Для начала на картошку отправляют, на целый месяц. Занятия только с октября… Вот и робу выдали рабочую. А потом уж дадут настоящую форму. Если, говорят, поступит на склад…
— Эта тоже во! Сила! — Симка показал большой палец. И втайне порадовался, что сейчас он опять в своей «морской» фуражке. Вроде как из одной команды с Фатяней. И ремень с якорем на школьной пряжке вот он, никуда не делся. Симка погладил пряжку.
Фатяня, кажется, понял его.
— Ты, Зуёк, корабельная душа вроде меня. Я чую… А твой кореш где? Вы вроде всегда на п а ру…
— Занят он сегодня… — Симка слегка пригорюнился внутри, но виду не подал.
— Вы парни надежные. Выручили тогда меня… Это, конечно, шутка и смех, чернила-то, а все же оно помогает, когда про тебя кто-то помнит и страдает.
— Да чего там… — сказал Симка.
— Нет, не говори! Это называется морально-политическая поддержка… Я вот тут тебе и… Мику твоему… одну вещицу раздобыл. На память…
Фатяня, хитровато морща нос, по локоть запустил руку в карман холщовой робы. Вынул…
— Держи… У нас в училище воскресник был, разгребали мусор в подвале, я там эту штучку и надыбал. Думаю, раз в мусоре, значит, никому она ни на чёрта не нужна. Вот и прибрал… для вас, значит…
Симка нерешительно взял в ладонь увесистую штучку. Она была похожа на облезлую шахматную фигуру, но с крупной медной подставкой…
— Печать?
— Она самая. Корабельная. Старых времен еще… Ею, видать, купцы сургуч штамповали на грузах, когда отправляли пароходом…
Симка повернул печать к себе «лицом». Конечно, корабельная! Потому что не просто круглая, а со скрещенными позади круга якорями (видны острые лапы и головки-кольца с торчащими из них кончиками канатов).
Не было сил отказаться от такого подарка. Да и зачем отказываться-то? Ясно же, что Фатяня это от всей своей доброй души!
— Ну, Фатяня… Ну, ты… В общем, во какое спасибо! От меня и от Мика…
— В общем, «во какое на здоровье», — ободряюще посмеялся Фатяня. Похлопал Зуйка по плечу и пошел по своим делам. Шагал, слегка раскачиваясь, но уже не «по-стиляжьи», а с флотской солидностью.
Мик с полминуты смотрел Фатяне вслед и сел на лавочку у ближних ворот. Чтобы как следует разглядеть медное сокровище.
ПЕЧАТЬ ПОД ПРИГОВОРОМ
Он сидел и разглядывал. По кругу, в два кольца, шли глубоко вдавленные мелкие буквы. Чтобы прочитать их — идущие в обратном направлении — понадобилось усилие. Симка хмурился, держал печать у самого носа и шевелил губами:
Объединенное товарищество торговли
и пароходства Сибирскихъ рhкъ
А в центре круга — две прямые строчки, мелкая и крупная (тоже задом наперед, конечно):
