— Опять координаты! Осточертело... — Однако Максим открыл тетрадку (вернее, плоскую записную книжицу, на корочке которой и была надпись).
Фонарик высветил на первой странице крупные строчки:
«Вы ищете клад? Если нет, выбросьте все это за борт. Если да, делайте все по порядку. Переверните лист».
Максим перевернул. И прочитал строчки на следующей странице:
«Разверните сверток, который в шкатулке»...
— Может, там ключ? — прошептала Ника.
В холщовом лоскутке оказалось зеркальце в металлической оправе с ручкой.
Максим опять сказал «тьфу». И добавил:
— Тоже мне, драгоценность. Медью пахнет.
— Тут еще раз написано: «Переверните лист». — Владик ткнул пальцем в книжицу. И перевернул лист вместе с Максимом.
На следующей странице было еще одно указание:
«Теперь не спеша и по очереди посмотрите на себя в зеркальце. А потом снова перелистните страницу».
Максим пожал плечами. С подчеркнутой старательностью поразглядывал в зеркальце себя. Дал его Владику. Тот тоже полюбовался своим отражением. Протянул зеркальце Нике. Посмотрела и она. Как и Максим, пожала плечами.
— Дай посмотреться Андрюшке, — напомнил Владик.
Ника дала. И спросила:
— Что там дальше?
— А дальше — листаем дальше... — И Максим перекинул еще один листик.
На следующем они прочитали:
«Посмотрели? Тогда переверните и этот лист».
— Сколько можно! — Максим нервно дернул бумагу.
Последняя запись, сделанная все теми же бледными чернилами и корявыми буквами, была длинная:
«Теперь знайте. Вы только что видели самых больших дураков на свете. Кладов не бывает. С приветом, Вася».
Помолчали.
— Я так и знал, что будет какая-то глупость, — вздохнул наконец Владик.
— Мальчики, не сердитесь. Сон меня обманул, кажется, первый раз в жизни, — жалобно сказала Ника.
— Да кто на тебя сердится, — отозвался Максим. — А этому Васе я оторвал бы ноги и руки. Если бы он мне попался...
— Весельчак Вася... — опять вздохнул Владик. — Да наплевать. Он прав, так нам и надо. Никаких кладов не бывает...
— Я другого боюсь, — сумрачно сказала Ника.
— Чего? — вскинул голову Максим.
— Того, что другой мой сон... про папу... тоже не сбудется...
— Ты все-таки надейся, — очень серьезно посоветовал Максим. — Тот был серьезный сон, о важном. А этот не сбылся, потому что он про ерунду... Давайте я утащу это барахло наверх и выкину за борт...
— Не надо, — сказал Владик. — Пусть останется на память. Все-таки было приключение...
Ника виновато спросила:
— А можно я возьму зеркальце себе? Я забыла прихватить из дома...
— Возьми, конечно! — почему-то обрадовался Владик. А Максим добавил:
— Хоть какая-то польза...
Заяц Андрюшка молча одобрил это решение.
7. НЕСЧАСТНЫЙ ПАГАНЕЛЬ
Ночью ветер оставался таким же ровным и умеренным, как днем. «Кречет» бежал нужным курсом, Макарони стоял у руля, Гоша, наслаждаясь прохладой, лежал на крыше рубки, разглядывал созвездия и рифмовал:
О, вечных созвездий горящие гроздья,
О, юности память — она незабвенна!
И выдерну грусть из души, словно гвоздь, я,
И жаром любви вновь наполнятся вены...
Скользнувший вдоль борта Паганель прислушался. Гоша, вдохновившись, декламировал:
Не буду, как Гамлет в глуши Эльсинора,
Томиться в сомненьях и страхах напрасных.
Я знаю: мы встретимся, Элеонора,
Хотя бы на миг. Это будет прекрасно...
Паганель спустился в машинный отсек. Подсоединил к баку с горючим шланг. Протянул его наверх, «подсосал», пережал шланг и опустил его конец за борт. Довольно потер руки. Буль-буль — запас горючего потек в море... Никто не видел этого злодейства. Было темно, только светилась лампочка у нактоуза и на мачте горели сигнальные огоньки. Гоша сочинял и декламировал. Макарони у штурвала что-то мурлыкал под нос. Потом к нему подошел Охохито.
— Иди спать, Макарони. Четыре часа...
— А ты зачем пришел? Сейчас очередь Паганеля.
— А ну его. Я глянул, на койке опять нет, наверно, снова мается брюхом. Из него рулевой, как из меня шеф-по-вар... Я постою, буду думать про свою коллекцию. Ребятишки ох как отдраили карронаду...
— Ну, давай... курс тридцать два, полный бейдевинд, правый галс. Сдал...
— Тридцать два, принял... Иди бай-бай, мучачо, пусть тебе не снятся ни ведьмы, ни морские черти.
— Ну тебя. Тьфу-тьфу-тьфу...
Макарони ушел.
Гоша, заложив ладони за голову, разглядывал звезды в зените и бормотал:
О, южное небо над клотиком мачты,
От света созвездий ну некуда деться!
Не ждешь уже в жизни любви и удач ты,
Но все же в надежде сжимается сердце...
Бензин между тем весь вытек в море, шланг жалобно всхлипнул. Паганель свернул его в кольцо и все так же бесшумно отнес в моторный отсек...
Ребята спали в своем крохотном носовом кубрике. Максим помычал во сне и повернулся.
— Не лягайся... —'не просыпаясь, пробубнил Владик (тесно было вдвоем на одной койке).
Нике наверху было удобнее. Заяц Андрюшка устроился рядом с ней. Он не спал. Нацепил Владькины очки и любовался на себя в зеркальце, найденное в шкатулке коварного Васи... А может быть, Нике это просто снилось... Потом ей стали сниться пираты, скалы, бесшумные автоматные очереди, которые выбивают на камнях строчки следов от пуль; лицо отца, который неслышно зовет ее, Нику...
Встало солнце, море празднично засинело. И это прекрасное время суток вдруг огласилось негодующими воплями старпома Жоры:
— Куда девалось горючее? Вчера был полный бак, а сейчас в нем как в брюхе кита после месячной голодовки! Эй, все сюда!..
Все, кроме Охохито, Паганеля и ребят, столпились у бака.
— Я хотел проверить движок, а здесь... Клянусь дедушкой Анастасом, это или какой-то мерзавец, или нечистая сила! Не плюйся, Макарони, мне самому хочется плеваться, как моей бабушке Ксане, увидевшей, что в кошельке ни копейки!..
— Может быть, в баке течь? — высказал предположение дядюшка Юферс.
— Ну что вы такое говорите, дядя Юферс! Тогда здесь было бы бензина по колено и стояла бы вонь, как в керосиновой лавке! Клянусь дедушкой, я...
