— Попадет бедняге, — всерьез встревожился за Шурика Вася.
— Может, и не попадет. Валерьян Валерьянович сам виноват. Нельзя так бояться мирных животных.
— Завучи никогда не бывают виноваты, — умудренно заметил Вася. — Вот увидишь. Завтра потащат Шурика к нему в кабинет. Да еще с родителями.
— Завтра никто никого не потащит, — сообщила Мика. — У нас будет еще целая неделя каникул, потому что фирма «Мойдодыр» не закончила ремонт водопровода. Это объявили в начале линейки. А ты опоздал…
— Вот это да! — возликовал Вася. Добрая судьба сжалилась и подарила еще семь дней лета!.. Но все же он сказал озабоченно: — Валерьяныч все равно вспомнит. Хоть через неделю, хоть через месяц…
…Забегая вперед, надо сказать, что Валерьян Валерьянович ничего никому не вспомнил. Он просто-напросто больше не появился в школе. Видимо, почувствовал, что крыс Вовчик полностью подорвал его педагогический авторитет. Говорили, что бывший завуч уехал в город Ялупаевск, где жила его тетушка. И там стал заведовать концертной самодеятельностью в клубе фабрики Канцелярских скрепок. Но так ли это на самом деле, никто не знал. Да и никому не было интересно.
Однако все это станет известно позднее. А пока Вася радовался неожиданному продлению каникул. Впрочем, недолго радовался. Сообразил:
«Мару! А сколько же здесь дней прошло, пока я торчал в этом самом ВПК? Мама с папой, наверно, все милиции обзвонили! Что я им скажу!»
«Мама с папой ничего не заметили. Им казалось, что ты дома. Да и вообще им было не до тебя…»
«Как это не до меня?!» — хотел обидеться Вася, но тут опять подала голос Мика:
— А все-таки как быстро пробежало лето, да? Кажется, будто мы только вчера с тобой встретились в этих местах… и помирились. Помнишь? — Она глянула вопросительно и чуточку кокетливо. — Ну, когда мы рядышком отпечатали ноги…
— Ну и что… ну, помню, — сам не зная отчего смутился Вася. И потому слегка насупился. — Теперь наши следы наверно нам уже малы. Лапы-то, небось, выросли за лето…
— А пойдем посмотрим!
Васе по-прежнему было почему-то неловко. Но Мару толкнул его шиной под коленку:
«Иди, иди…»
Через подсохший репейник и бурьян они выбрались к тыльной стороне кирпичного склада. Бетонная полоса у фундамента обросла по раю сурепкой и мелкой ромашкой. На стебельках искрились капли от недавнего случайного дождика, который пробежался по пустырям.
В двух отпечатках босых ступней тоже блестела дождевая вода. В ней безбоязненно плескались два воробья. Или, возможно, воробей и воробьиха. Воробья Вася узнал по торчащему хохолку.
— Привет, Крошкин!
Крошкин радостно чирикнул в ответ, но тут же взъерошился, запрыгал боком, завскрикивал скандально. Его подружка — тоже. Потому что в пяти шагах шумно опустилась на бетон черно-серая растрепанная ворона. Мерзко крякнула. Сразу было видно, что у нее с воробьями давние счеты. И сейчас она их сведет!
Разве мог Вася Перепёлкин допустить такое «свинство-воробьинство»?
Он выхватил рогатку и прицелился в ворону.
Никакого заряда в кожанке не было, но ворона про это не знала. А с рогатками она, видать была знакома. В один миг вредная птица взмыла над бетоном, панически заорала и унеслась, кувыркаясь в воздухе, как отброшенный комок мусора.
— Тот-то же… — сказал Вася.
Мика засмеялась:
— Как она перетрусила!..
Крошкин весело чирикнул на прощанье и вместе с воробьихой полетел прочь.
— Привет Акимычу и Филиппу! — крикнул вслед Вася. — И Степе!.. Сажи, что я скоро приду на «Богатырь»!
Тут же царапнула его грустная мысль: прийти-то он придет, а будет ли там весело? Небось Филипп опять грустит из-за разлада с Олей… Прав Мару: хлопотная эта штука любовь…
От досады он махнул рогаткой, как плеткой, щелкнул резиной себя по ноге.
— Хорошая рогатка, — похвалила Мика. — Такая же как у моего дедушки, когда он был вроде нас. У меня его мальчишечья фотография есть с такой рогаткой…
Конечно же Вася открыл рот для вопросов! Но Мару снова ткнул его в ногу:
«Ни слова о дедушке!»
«Почему?»
«Ни слова! Потом объясню!»
Ну что же, Вася понимал, что Мару не дает пустых советов. И быстро сказал о другом:
— Ну, давай померим наши следы!
Он сбросил кроссовку, сдернул носок и вставил ступню в отпечаток — теплая вода выплеснулась наружу. Мика, зачем-то подобрав коротенький клетчатый подол, аккуратно поставила ногу в свой след.
И Васина, и Микина нога вошли в свои отпечатки точь в точь! Словно следы на бетоне были оттиснуты лишь вчера!
— Вот это да, — сказал Вася, не зная, радоваться или огорчаться. — Выходит, мы за лето ни капельки не выросли?
— Ну и что? — отозвалась Мика. — А куда нам торопиться?
— А ведь и правда. Тем более, что еще неделя каникул… И знаешь что?
— Что?
— Бетон-то на солнце. От тепла всё твердое расширяется, может быть, и он расширился чуть-чуть. Как раз на наш вырост…
— Может быть, — покладисто сказала Мика. — Вася…
— Что?
— А ты… не мог бы мне когда-нибудь дать попробовать прокатиться на твоем колесе? Показать, как это…
«Мару, можно?» — очень неуверенно спросил Вася и был готов ко всякому ответу. Но Мару отозвался, хотя и без удовольствия, но и без капризности:
«Ладно уж. Куда деваться-то…»
— Ладно, Мика! Ты только не говори «колесо». Его зовут Мару. И оно даже не «оно», а «он». Мальчик!
Мика ничуть не удивилась:
— Ладно!
— Хочешь сейчас попробовать?
— Ой, нет… Мне сейчас надо домой. Приходи к нам после пяти, бабушка будет уже дома. Она про тебя много раз спрашивала после твоего приезда, почему Вася не заходит в гости…
Конечно же Вася снова открыл рот для множества удивленных вопросов. И опять Мару нервно крутнулся у ноги:
«Ни слова про бабушку!»
«Почему? Я же никогда ее не видел!»
«Потом объясню!»
И Вася послушался вновь..
Мика крутнулась на мокрой пятке и, помахивая снятым белым гольфом и сандалеткой, поскакала прочь.
Оркестр
«Почему ни слова о дедушке?! Почему ни слова о бабушке?! — вцепился Вася в Мару, когда Мика исчезла. — Что за фокусы?!»
«А вот потому… Ты сейчас пустился бы вспоминать, какой прекрасный дедушка и как вы замечательно доехали до города в его машине. И Мика решила бы, что ты свихнулся от солнечного удара…»
