Наконец Лапоть спросил:
— Скажи, пожалуйста, Власик, ты не заблудился?
Власик ответил без хвастовства, но уверенно:
— Нет, у меня чутье…
Вверху, над деревьями, захлопал крыльями Казимир — в знак того, что идут правильно. Пузырь, однако, пробурчал позади Иги и Степки:
— У кого чутье, а у кого пятая дыра на рубахе…
Пузыря не поддержали. Только шумно дышали и кряхтели…
У всякого пути бывает конец. Выбрались на открытое место. Это была полянка — видимо, недалеко от макушки острова. Кругом чернел лес, над головами висела желто-розовая луна — не совсем круглая, но весьма разбухшая. Свет ее смешивался с белесым полумраком июньской ночи. Призрачный такой, таинственный свет.
Где-то далеко в Плавнях раздался печальный крик:
— Уау-ха-уау!…
— Ночная птица уаха, — шепотом сказал Соломинка, который все знал. (Степка покрепче взяла Игу за рубашку.)
— А скважина-то где? — спросил Пузырь. Нетерпеливо, но тоже шепотом.
— Да вот же… — Власик сделал еще два шага. И тогда все увидели…
В ромашках лежало что-то вроде большущей и толстой автомобильной шины. Подошли ближе. Нет, не шина, а могучее кольцо. Вроде как верхний конец старинного орудийного ствола. Будто пушку-великаншу (метрового калибра!) торчком врыли в землю, оставив над поверхностью дульный срез, высотой мальчишкам до колен.
«Пушку» обступили, уперлись коленями в твердый край с выпуклой опояской. Видимо, это был чугун — бугристый, с лишаями ржавчины. По крайней мере, пахло нагретым за день старым чугуном. Стенки ствола оказались толщиною сантиметров тридцать. А в круглом жерле отражала бледное небо и повисшую в зените звездочку гладкая вода. Было ее почти вровень с краями.
— Вот это да… — сказал Пузырь. — Не только просверлили, но чугунную облицовку сделали. Такую не разворотишь…
— Полезно узнать, какая здесь глубина, — заметил Лапоть.
— Это мы сейчас, — пообещал предусмотрительный капитан Соломинка. Оказалось, он прихватил с собой смотанный в кольцо капроновый шнур (надел через плечо). — Только нужен груз…
Ига подумал, что лучше всего пригодился бы утюг-якорь, но он остался в лодке. Ига отошел, посветил под ноги. Верхушка острова была каменистая, кое-где среди ромашек торчали плитки гранита. Ига поднатужился, выворотил одну. Похваливая Игу за находчивость, плитку обвязали крест-накрест концом шнура. Ига вскочил на край шахты (Степка тут же ухватила его за штаны — не упади). Ига стал опускать груз. Шнур был стометровый. «Хватит ли?»
Шнура хватило! Глубина оказалась смехотворной! Всего около метра!
— Елки-палки в треугольном колесе, — сказал Пузырь. — Приехали. За что боролись?
Лапоть пожал плечами.
— А чего мы ждали? Там, конечно же, заглушка. Ее просто обязаны были поставить, когда консервировали скважину.
— Тогда нам-то чего еще делать! — обиделся Пузырь. — Если пробка и так заткнута.
— Эту пробку делали так, чтобы можно было убрать, — с терпеливым вздохом разъяснил Пузырю Соломинка.. — А мы должны сделать такую, чтобы никто не вытащил.
— А как? — сказал Пузырь.
— Это и есть главная задача, — опять вздохнул Соломинка. — Придумать, как . И заткнуть намертво.
— Или в крайнем случае замаскировать, чтобы никто не нашел, — напомнил Генка.
— Едва ли маскировка поможет, если начнут искать всерьез, — усомнился Лапоть.
— Давайте думать, — сказала Степка. Она редко вмешивалась в разговоры, но, если говорила, то дельные вещи. И сейчас все согласились, что остается одно: думать. Прямо здесь и сейчас, не откладывая до утра.
Соломинка сбросил кроссовки. Сел на чугунный край шахты опустил ноги в воду. И все сделали так же. Расселись по кругу. Места хватило всем, даже Казимиру Гансовичу, который пристроился между Степкой и Генкой. Вода ласково холодила ноги, убирала с них зуд от царапин. Луна светила все ярче…
— Уау-ха-уау!… — снова прокричала вдали таинственная птица. Все пошевелились и замерли опять. Ига мотнул головой. Потому что про скважину думалось плохо, лезли в голову посторонние мысли, причем смешанные с сонливостью
— Ну? — сказал Пузырь. — У кого какие идеи?
Никто не отозвался. А через полминуты вдруг взвыл Генка:
— Ой, а Ёжик-то! Он вернется на берег, а нас нет!
— Опять проблемы с этим иглокожим, — проворчал Пузырь. Генка вскочил:
— Я пойду! К нему!
Конечно, было ему жутко, но что делать-то!
— Все пойдем, — решил Соломинка. — Думать можно где угодно…
— Нет, думать надо у скважины, — заупрямился Лапоть. — Ее близость создает дополнительный стимул для решения задачи. Пусть кто-нибудь сходит с Генкой на берег и принесут Ёжика сюда.
Шумно завозился Казимир Гансович. Прогоготал, что никаких проблем. Подпрыгнул, взлетел, разгоняя тишину ночи. Шум крыльев утих, а через минуту послышался опять. Казимир, серебрясь под луной, на бреющем полете пронесся над головами и уронил корзинку с Ёжиком на колени Генке.
Генка что-то зашептал колючему другу. Наверно, извинялся, что забыл про него.
— Можно, я его подержу? — попросила Степка.
— Не боишься иголок?
— Он же ласковый, не топорщится…
— Я не буду, — пообещал Ёжик.
Генка посадил его Степке на колени.
В кармане Власика запищал телефон. Власик сказал в него плачущим голосом:
— Ну, тетя Рита, ну, ничего я не забыл. Просто у тебя часы спешат на три минуты… Да ничего мы уже не делаем, лежим в палатке и засыпаем… Да, поужинали! Конечно!.. Да, все хорошо, все тихо кругом… Да, утром позвоню. Спокойной ночи.
— Силен врать О-пиратор… — пробубнил Пузырь.
«А он почти не врет, — подумал Ига. — В самом деле тихо кругом. И мы почти засыпаем. Я, по крайней мере…» — Он опять мотнул головой.
В это время снова звонко завопил Генка:
— Придумал! Надо как в тот раз! Опять загадать лунное желание! Написать, чтобы скважина совсем исчезла!.. Казимир Гансович, вы дадите перо? Я свое оставил дома…
Казимир шумно изъявил полную го-готовность.
— Ура! — Генка прыгнул мокрыми ступнями на бетон, поскользнулся, свалился в траву и счастливо заплясал в ней. — Смотрите, здесь как тогда! Круглая вода и луна!
— Боюсь, что нам ее не выловить без поварешки, — усомнился Лапоть.
— Дело не в поварешке, — высказал здравую мысль Соломинка. — Дело в том, что колдовство, наверно, не потянет. Слишком уж крупное желание. Как говорится, чересчур масштабное…
— Дело не в масштабности, — послышался чужой голос. — Дело в том, что ступа бабы Яги не годится для чужого колдовства. Она только для своего, для полетов…
