«Ладно, обойдемся без торжественной встречи…»
Ига мягко опустил ступу на кирпичный постамент двухметровой высоты (где раньше три гипсовые девчонки держали мяч).
Постамент был широкий. Выбрались на его край. Попрыгали вниз — Ига принял на руки Ёжика в корзинке, потом Степку, Пузырь — юного поэта, который возмущенно дрыгнул перемазанными костровой сажей ногами.
На ребят по-прежнему не смотрели.
Тогда вся компания осторожно пошла к музейному крыльцу. Ига на ходу узнал еще одного из мужчин — депутата губернской думы Стоерасова.
— Э-э… и звольте подписать! — громко говорил Стоерасов. — А-а… вы что в самом деле! Противитесь решению властей? Это… э-э… неслыханно! Вы будете… а-а.. отвечать! — Он размахивал очень белыми листами.
— Это не решение! Это произвол! — вскрикивал Яков Лазаревич. — Да-да, вопиющий произвол чиновников! Я подниму на ноги всю общественность! Я…
Судя по всему, скандал был немалый. И уйти, не узнав, в чем тут дело, было немыслимо. Кажется Якову Лазаревичу грозили крупные неприятности. Лапоть решительно шагнул вперед, подергал за рукав Валентина Валентиныча Клина:
— Простите, пожалуйста. В чем суть даннго конфликта?
Лорнет Ядвиги Кшиштовны
1
А суть была вот в чем. Когда друзья летели домой над Плавнями, в Городской краеведческий музей явились пятеро. Один был, как уже известно, депутат Стоерасов. Другой — крупный бритоголовый дядя с расправленными плечами. Повадками и внешностью напоминал он одетого в штатский костюм генерала. Еще там был юркий остроносый мужчина в очках и парусиновом кителе, какие носили пенсионеры полвека назад. Позади других мужчин держался человек в тесном клетчатом костюме и модной соломенной шляпе. Лицо его скрывали большущие, как маска темные очки и курчавая бородка. А пятой была полная дама в блестящем, как змеиная кожа, платье и похожей на зеленый кукиш бархатной шляпчонке (кукиш боком сидел на белых крашеных волосах).
Директор музея встретил гостей на крыльце. То есть не гостей! Потому что дама без лишних слов заявила, что все пятеро «полномочная инициативная комиссия».
Яков Лазаревич сразу почуял недоброе (а что хорошего может быть от Стоерасова?), но вежливо поинтересовался, в чем состоит инициатива уважаемой (и полномочной) комиссии.
— Э-э… дело в том, господин… а-а… Штукс…
— Штольц…
— Это не меняет сути вопроса, — сказал юркий мужчина. — Документы готовы…
— Простите, какие документы?
— О вашей передислокации в помещение Губернского музея в городе Ново-Груздеве, — увесисто, как на заседании генштаба, доложил генерал в штатском. — Транспорт будет предоставлен. В губернском музее для ваших экспонатов выделят комнату, а что не поместится, будет отправлено на склады…
— Временно, — вставил слово юркий дядя в парусиновом пиджаке. — Пока для вас не построят здесь новое современное здание…
— Какое новое здание? Зачем? Нас вполне устраивает это!
— Это, — сказала дама, передается в распоряжение комиссии. В нем будет размещена администрация строительства новой выставки и штаб работ по осушению болот! — Она старалась держаться уверенно, однако заметно было, что нервничала.
— Вы рехнулись? — сказал директор Штольц.
— Господин… э-э… Штабс! Выбирайте выражения!
— Это вы выбирайте! Сами вы Штабс! Ступайте отсюда вон с вашим штабом и выставкой!.. Моника Евдокимовна! Валентин Валентиныч!
К счастью, владелец антикварного магазина в то утро зашел в музей, чтобы обсудить вопрос о двух весьма редких самоварах. Вместе с помощницей директора он после тревожного зова тут же оказался на крыльце. Теперь защитников музея было уже трое. Но комиссия-то была впятером. И главное, у нее были какие-то бумаги с какими-то решениями. Бумагами махал Стоерасов. И требовал, чтобы директор Штампс немедленно подписал согласие на переезд. И на передачу музейного здания новым хозяевам. И тут же предоставил список всех экспонатов, за которыми в понедельник утром придут грузовые фургоны.
— Ничего я не предоставлю!
— Ничего мы не предоставим! — поддержала своего директора помощница.
— А я сейчас немедленно позвоню на телестудию и в «Утренний свет!» — пообещал Валентин Валентиныч.
— Сегодня суббота, — не без ехидства напомнил юркий мужчина. — Ни ваша репейная студия, ни газета не работают.
— Потому что… а-а… — провинция, — не удержался от ехидства и Стоерасов.
— И мы не работаем! — уцепился за последний довод Яков Лазаревич. — У нас тоже выходной. Будьте добры, оставьте нас в покое!
— У вас выходной во вторник, — заявил штатский генерал. — На доске у калитки внятно изложено, а вы нам дезинформацию подбрасываете. Несолидно. Вроде бы интеллигентный человек…
— Будьте добры меня не учить! — взвился директор. — Во вторник выходной для посетителей! А суббота для сотрудников!
— Знаем, почему суббота, — сказал штатский генерал. — Только не отвертитесь. Фургоны я подгоню точно в срок…
— Как подгоните, так и покатитесь обратно! — взъерошенно заявил Валентин Валентиныч.
— А вы, господин Клин, не вмешивайтесь! — величественно (хотя со внутренней нервностью) потребовала дама. — Вы здесь вообще частное лицо.
— Я член музейного совета!
— Э-э… не знаем, член какого вы… а-а… совета, — заявил депутат Стоерасов. — А у нас решение инициативных… э-э… комитетов сразу двух советов губернской думы. По культуре и… а-а… по экономике. Извольте подписать, что вы… э-э… согласны!
— Не изволю! Причем тут ваши «э-э комитеты-советы»! Город полон памятников старины, а в окрестностях — уникальная природа. Здесь заповедная зона!
— Никакие документы не подтверждают, что здесь зона, — заявил штатский генерал (бритая голова его сияла под солнцем). — Может, когда-то и была, а потом, к сожалению, ликвидирована. В силу изменения расстановки сил.
— Я не вашу зону имею ввиду! Здесь масса сказочных и аномальных явлений. Или, выражаясь понятным вам языком — чудес!
— Это лишь разговоры и слухи, — отчеканила дама. — Ни одно сказочное чудо в Малых Репейниках не подтверждено документально. И не имеет свидетелей!
Ни комиссия, ни защитники музея не видели, что очередное чудо свершилось только что: на постамент в сухом бассейне приземлилась летающая ступа. Перепалка продолжалась. И прервалась на полминуты, когда Лапоть задал вежливый вопрос.
Все разом повернулись к ребятам.
— Ой, мальчики! — обрадовалась Моника Евдокимовна. — И Степа!.. Дети, скажите хотя бы вы эти людям, что нельзя трогать наш город и Плавни!
— Да-да! — обрел новую надежду Яков Лазаревич! — Пусть дети скажут! А вы, господа, слушайте! Известно, что устами младенцев глаголет истина!
