Когда Авка и Звенка встретятся и будут видеться часто-часто, Гуська тоже будет с ними. Как братишка.
Так думал Авка по дороге к пастбищу, и все тревоги уходили от него. Было хорошо среди ласковой травы, под теплым вечерним небом. И скоро будет еще лучше, потому что два материка в Мировом океане постепенно сдвигаются, и страна Никалукия делается все ближе.
В том, что киты двигают материк, Авка был уверен. Об этом говорила Мукка-Вукка.
В первый же вечер после возвращения из Глубинного мира Авка рассказал Мукке-Вукке про все свои приключения. Та понимающе кивала обеими головами. Тогда Авка спросил:
— А как ты думаешь, движется наша земля с китами?
Черепаха прислушалась. Покивала опять:
— Движется.
— А почему ничего не заметно?
— Еще долго не будет заметно. Это уж потом, ближе к концу путешествия начнется тарарам…
— Ка… кой тарарам? — обмяк от страха Авка.
— Знать бы, какой… Поживем — увидим. А ты что думал? Изменишь всю карту мира — и никаких последствий?
— А… какие последствия?
— Непредвиденные, — суховато отозвалось умное двухголовое создание.
— Но вы же сами посоветовали! Чтобы я к китам…
— Я посоветовала, а ты сделал…
— Но вы же не сказали, что будет что-то плохое!
— А я и сейчас не говорю. Но готовым надо быть ко всякому…
Авка опять ощутил в себе "двойственность натуры". Одна его половина очень встревожилась. Прямо хоть спускайся опять к Уко Двуполовинусу и тормози китов! Но вторая тут же затосковала: "А как же Звенка?" И сказала первой: "Чего уж теперь-то! Все равно их не остановить". А Мукка-Вукка успокоила их обоих:
— Не надо поддаваться панике. В конце концов, для тебя главное что? Увидеться с девочкой? Увидишься. Уж это-то я тебе обещаю…
И Авкина тревога улеглась. До ночи.
А ночью Авка вдруг проснулся. Будто воткнулась в него булавка ордена. Мукка-Вукка сказала: "Уж это-то я тебе обещаю". Но каким тоном сказала! Словно хотела продолжить: "А что будет дальше, я не знаю…" Да, а что дальше? Может, Звенка его уже и не помнит! Или помнит лишь еле-еле… Ну, встретились на берегу, поболтали… Ну, помог достать керосин для обратного пути. А она… ну, да, чмокнула его в щеку. А может, у них в Никалукии просто такой обычай… Ласточку подарила на память? Ну и что? Наверно, это просто из вежливости. Гуське вон зайчонка подарила…
Может быть, увидит Авку, поздоровается, скажет несколько слов и убежит по своим делам. Играть с никалукскими мальчишками…
Потом Авке так и приснилось: она бегает в догонялки с незнакомыми пацанами, а он стоит в сторонке и не смеет попроситься в игру. От такого горя Авка проснулся. Помигал. Звенкино лицо — зеленоглазое и скуластое привычно повисло перед ни в сумраке комнаты. Звенка смотрела хитровато.
— Ты чего это… — хмуро сказал ей Авка.
Звенка прищурилась и показала язык. Но… тут же засмеялась. Тогда Авка тоже показал ей язык. И тоже засмеялся. И уснул уже спокойно…
Когда они с Матильдой вернулись к дому, Гуськина мама окликнула сына из-за забора:
— Иди ужинать! Носишься целый день, совсем как спичка с глазами стал!
Гуська затолкал самокат за поленницу и убежал. Авка же вспомнил про орден и пошел за хлев. Надо вынуть из тайника, а то мало ли что.
Он оглянулся, отодвинул под кучей мусора кирпич… Ордена не было.
НЕ БЫ-ЛО!
Авка от ужаса сделался жидким, как тыквенная мякоть.
Ну, кто, КТО мог разнюхать и украсть?
Значит, кто-то знал про орден с самого начала? И следил? Но к т о? Ну, не Гуська же, в самом деле!
Авка сел и привалился к стенке хлева. Как пришибленный. Как приговоренный. Потеря ордена грозила всякими бедами. Какими именно, Авка не знал, но чувствовал — громадными. А еще хуже предчувствия бед была непонятность. Неизвестность.
Раньше Авка с такого перепуга завелся бы икать без остановки. Но икота осталась у БЧП, и теперь Авка только часто переглатывал.
Что было делать? Только одно — бежать к Гуське и вместе с ним с головой нырнуть в жуткие догадки. Две головы лучше, чем одна…
Кажется, Авка это не просто подумал, а пробормотал.
— Наконец-то ты это понял, — послышался мяукающий голосок.
— Мукка-Вукка!
— А кто еще? Его величество Валериус Третий? — она выбралась из-под сухой тыквенной ботвы. — Что, кавалер? Перепугался?
— Мукка-Вукка, вы что-то знаете? — качнулся к ней Авка с проснувшейся надеждой.
— Кое-что… — хмыкнула правая голова. А левая сообщила: — Это я прибрала твой сувенирчик. А то ты, бедняжка маешься с ним, не знаешь, куда девать.
— Уф… — Авка шумно задышал. С великим облегчением. — Мукка-Вукка, а где он?
— У меня под панцирем.
— Ой… а разве ваш панцирь поднимается?
— Как крышка чемодана. Только я это никому не показываю, неудобно раздеваться при посторонних.
— Но звезда же колючая, всю спину вам исцарапает.
— Я уложила ее булавкой вверх. К тому же, спина у меня под панцирем жесткая…
— Спасибо вам, Мукка-Вукка…
— На здоровье… Когда понадобится — скажешь, я вытряхну.
— Ладно. Только, наверно, никогда не понадобится…
— Как знать… Захочешь вспомнить приключения в Глубинном мире, достанешь награду, поглядишь…
— Я эти приключения и без награды помню!
— Не очень-то помнишь, — ворчливо отозвалась правая голова. — Там по тебе скучает твой друг Лучезар Окрыленный, а ты…
— А я… Что я? Я про него тоже все время вспоминаю! — И это была почти правда. Ну, не все время, однако очень часто Авка думал: "Как там Лучик-то? Что с ним?"
— Иди к дому, постучи по водосточной трубе у крыльца, — сказала левая голова.
— И что будет?
— Иди, иди. Что-нибудь будет…
Авка поспешил к крыльцу, заколотил по гулкому железу. В трубе загудело, заскрежетало. И в лужу, что осталась от вчерашнего дождика, вылетела из ржавого горла бутылка. Нездешнего вида — квадратная, с маленькой головкой. Сквозь мутное стекло был виден свернутый в трубку бумажный лист. Авка попробовал его вытрясти, но бумага растопырилась — и никак. Пришлось идти за хлев и кокнуть бутылку кирпичом. Мукка-Вукка неодобрительно смотрела четырьмя глазами, но ничего не говорила.
Авка, волнуясь, развернул листок.
Здравствуй, Август!
Удивлённо
Не распахивай глаза.
Это пишет Окрылённый
Верный друг твой Лучезар.
Думал я: "Ах, как бы мне бы
Весть послать тебе?" И вот
Мне помог решить проблему
Мой знакомый шароглот…
Все письмо было стихотворным. Понимая, что не всякому читателю нравятся длинные стихи, перескажем послание Лучезара обычными словами.
