И тут же Авке стало стыдно. Ужасно стыдно! Почти так же, как тогда, на Щетинистом острове, когда он ни за что обругал Гуську.
— Гусенок, я пошутил! Прости! Я же знаю, что ты меня не бросишь!
— Да… Но я о ч е н ь боюсь…
— Нет! Ты боишься не о ч е н ь, обыкновенно. Зажмурься и прижмись ко мне…
— Значит, мы вместе?!
— Конечно… ой… Господин Левенпупо Номер Два, вы можете нас вместе? А то Гуська немножко не привык…
— Делов-то.. — опять отозвался шароглот, и Гуська накрепко обхватил Авку. И… на этот раз и правда — один миг.
Мальчик девочку нашел…
Авка мягко опустился в колоски незнакомой травы. На четвереньки. Рядом приземлился Гуська — тоже на коленки и ладони.
Постояли так, глянули друг на друга.. По Гуськиному острому лицу пробегали зеленые отблески. Это высоко над ними загорался и угасал маячный фонарь. Не ярко. Маяки только издали кажутся яркими, а вблизи — как настольная лампа.
Колосок попал Авке в ноздрю, и он чихнул.
— Это… что ли, уже все? — недоверчиво сказал Гуська.
— Да. А ты боялся…
— Не так уж я и боялся… Ой… — И Гуська пропятился. Потому что перед ним и перед Авкой возник лохматый пёс.
— Гуська, не бойся! Это, наверно, Кактус!.. Ты — Кактус?
Пес пошелестел хвостом по колоскам.
— Ты хороший… — Авка безбоязнненно притянул за косматые щеки голову Кактуса. Лбом коснулся мокрого собачьего носа. — Ты знаешь, где Звенка? Ты отведешь нас к ней?
Кактус опять пошелестел хвостом. Повернулся. Оглянулся на Авку (и на Гуську): "Пошли?"
И они пошли. Вверх по тропинке, среди шуршащих колосков. Было очень светло — главным образом от разбухшей белой луны. Ну, еще и далекий фейерверк доносил цветные сполохи.
Перед Кактусом вышли на тропинку два большущих кота. Деловито зашагали впереди.
— Это Фонарь и Плюха, — шепотом сказал Авка. Сердце у него стукало.
— Мр-р… — отозвался один из котов.
А Гуська ничего не сказал. Он с частым дыханием шагал сзади, и трава шуршала по его штанинам.
Тропинка привела к домику, что стоял вблизи башни. Рядом с домиком подымалось корявое дерево. В двух шагах от него торчал столб. Между столбом и деревом висела доска на веревках — качели. На качелях сидела Звенка. В белом светящемся платьице.
Авка сразу понял, что это она. И сразу сказал:
— Звенка…
— Ой… — Она прыгнула с доски и шагнула к Авке, запнувшись за кота. И, чтобы не упала, Авка поймал ее за руки.
— Авка, это ты? — И звук "а" знакомо растянулся в ее голосе.
— Это я… А это Гуська…— Авка оглянулся.
— Здравствуй, Гуська.
— Ага… здравствуй… — Гуська нагнулся и обнял за шею Кактуса. Видимо, он перестал бояться собак.
— А я думала, что ты там, — сказала Звенка Авке (он все еще держал ее за руки; она стала шевелить сандалеткой траву).
— Где — там?
— Где встреча. Сказали, что ты должен выступать там с речью.
— Кто это сказал?! — старательно возмутился Авка.
— Диктор. Трансляция же идет!
— Кто идет?
— Не кто, а что. Передача по магнитному волноводу, на репродукоры… Ты читал там стихи. Только мне показалось, что голос не твой.
— Да не я это! Я… попросил знакомого поэта. А сам сюда…
Тогда Звенка сказала:
— Какой ты молодец… — и покачала его ладони в своих. — А как ты догадался, что с ю д а?..
— Ну… догадался…
— А я… тоже догадалась. Не пошла с папой на церемонию. Он так настаивал, рассердился даже. "Неужели, — говорит, — тебе не интересно поглядеть вблизи на настоящего императора?" А я говорю: "Не-а…" А он: "Твой знакомый мальчик тоже будет там…" А я…
— А ты? — тихо спросил Авка.
— Я подумала: "Больно я ему там нужна…"
— Я же не там, а здесь, — совсем уже тихонько сказал Авка.
— Да… ты молодец…
И оба замолчали от смущения, которое накрыло их как пушистым платком. А луна горела все пуще, а цветные взмахи света всё пролетали по траве и по башне. Музыка вдали играла "Вальс трех китов".
Наконец Авка спросил (чтобы хоть что-то сказать):
— А кто твой папа? Раз он там, на встрече…
— Ох… — Звенка вынула руки из его ладоней. Низко наклонила голову. — Ты только не сердись на меня…
— За что?
— Я в тот раз не сказала… Папа вице-президент Никалукии.
— Ну и что?
— Некоторые думают… если дочка важного лица, то вся такая воображала…
— Ты же не такая!
— Не… Да я не столько папина дочка, сколько дедушкина внучка. Все так говорят.
— А где твой дедушка?
— Наверху, у фонаря. Смотрит в трубу на все это представление… Хочешь наверх?
— Ага… потом…
— А с папой я тебя тоже познакомлю. Он вовсе не какой-то там солидный чин и генерал. Наоборот. Ты не бойся…
— Да я и не боюсь. Чего такого! — расхрабрился Авка от смущенья. — Мы недавно играли в чопки с самим императором. Гуська, скажи! — И опять оглянулся На Гуську.
Тот стоял теперь поодаль. Вместе с лохматым Кактусом. И не только с ним. Рядом была еще девочка. В таком же, как у Звенки платьице, тонкая, ростом с Гуську. Белоголовая (луна искрилась в ее волосах).
— Кто это? — шепотом удивился Авка.
— Лютик. Внучка дедушкиного друга, в гости приехала…
Гуська что-то показывал на ладони девочке с мальчишечьим именем Лютик (а может, и не с мальчишечьим; может, здесь так принято). Загорелась на миг зеленая искра. Гуська засмеялся негромко и переливчато. Он редко так смеялся — лишь тогда, когда было ему очень-очень хорошо.
"Ну вот и славно, — подумал Авка. — Вот и… просто чудесно". И с души скатился последний камушек.
Он опять взял Звенку за руки — теперь уже смело — и повел к качелям. Сели рядышком. Между ними бесцеремонно протиснулся растрепанный кот. Заурчал. Можно было различить, что он рыжий.
— Это Фонарь?
— Это Плюха. А Фонарь вот, погладь его.
Авка нагнулся и погладил черно-белого Фонаря. Тот начал елозить пушистым боком про Авкиной ноге, словно хотел стереть с нее густые царапины.
Гуська опять засмеялся в отдалении. И девочка Лютик тоже…
— Тебе сильно влетело за тот полет? — осторожно спросил Авка.
— Не сильно. Средне. Конечно, ругали, но и радовались: вернулась живая-здоровая. А гравитоплан заперли на семь замков.
