А на «сафари» карманов полным полно — и накладные, с пуговицами, и внутренние, с молниями… А на шортах, кроме того, широкие отвороты, за которые тоже можно прятать всякие мелкие вещицы.
Вася сказал, что «ну, не съедят же в конце концов и не прогонят же».
Мама, сказала, что могут и прогнать и «будут совершенно правы».
— Не-е… Мама, купи панаму, а? Ты обещала к лету, а уже почти лето…
— Однако к лету зарплату почему-то не прибавили… И кроме того, сегодня воскресенье, магазины закрыты.
— А киоски на площади открыты!
— Но денег от этого не стало больше!
Вот она, женская логика. Вася посмотрел на папу. Тот украдкой глянул на маму и развел руками: мол, сам понимаешь… Вася понимал. И мысленно махнул рукой: ладно уж, а то опять поругаются.
И все-таки мама купила панаму!
В понедельник, в полпервого, она, как обычно, «забежала» с работы домой, чтобы проводить сына в школу.
— Уроки сделал?
— Ага…
— Не «ага», а «да»! Завтрак съел?
— Да я обед уже съел, суп и сосиску! Только что! — похвастался Вася, ловко уходя от вопроса о завтраке.
— Кроссовки вычистил?
— Да я их еще вчера вычистил!
— Ну, молодец. Тогда держи… — Мама протянула сверток.
— Ой… Ура!
Панама была в точности под цвет рубашки и штанов. И с черной ленточкой, как на кармане. Вася подпрыгнул, чмокнул маму в щеку и закрутился на пятке перед зеркалом в прихожей. Потом подхватил рюкзачок.
— Мама, я пошел!
— Куда? До уроков целый час!
— А я не спеша! Прогуляюсь!
Конечно, он решил не просто прогуляться, а устроить экспедицию в джунгли.
Была середина мая, а солнце жарило по-июльски. Деревья и кусты стояли совсем зеленые, набирали цвет яблони и сирень. На пустырях вблизи овражка, среди молодых сорняков и прошлогодних сухих репейников слышалось жужжание всякой крылатой мелочи. В ручье звонко вякали лягушата. Это были африканские лягушата в зарослях у реки Конго. А всякие вредные колючки были крокодилами…
Вася щелкал фотоаппаратом. Это был игрушечный пластмассовый аппаратик — такой, из которого при нажатии кнопки выскакивает на пружине клоунская рожица. Но Васе и не нужен был другой. Для придуманных зверей годится любая фотокамера.
Вася прокрался сквозь чащу к поляне, где паслись жирафы и зебры. Щелк… На ветках одинокого пузатого тополя (как баобаб) он снял вертлявых мартышек. Затем вплотную придвинулся к пыльному косматому льву. Дождался, когда тот распахнет разовую с белым частоколом зубов, пасть. Щелк… Лев разинул пасть еще шире и утробно рыкнул.
— Да брось, — сказал Вася. Он во всей своей охотничьей красе отражался в круглых львиных глазах. — Мы же давно знакомы. — И начал выбирать из львиной гривы сухие репьи. Лев смущенно посапывал и шевелил кисточкой на хвосте…
Была еще встреча с носорогом, который оказался не столь воспитанным, как лев. Пришлось уносить ноги. По желтой от одуванчиков и мать-и-мачехи канаве Вася примчался на самый край пустырей. Совсем рядом была своя многоэтажная улица. А еще ближе, за сухим серым бурьяном, краснело длинное кирпичное строение. Это был недавно построенный склад для торговли мебелью. У стены что-то делали двое рабочих. А может, не рабочие, а диверсанты?
Вася притаился за шуршащей чащей. Дядьки в синих робах бетонировали фундамент. Совковыми лопатами брали с носилок густую серую кашу и размазывали по земле вдоль нижнего ряда кирпичей. Впрочем, они уже кончали работу. Очень скоро прихватили носилки с лопатами и ушли за угол… А слева от Васи что-то зашуршало. Он по-охотничьи обернулся и увидел тощего серого кота.
Возможно, это был тот самый кот, который завтра вечером встретится Васе у мусорного контейнера. Но в этот момент ничего такого Вася знать не мог. Сейчас это был леопард, вышедший за добычей.
Вася навел на хищника объектив — щелк! Зверь пренебрежительно дернул хвостом и трусцой двинулся прочь.
— Эй… кис-кис…
Конечно леопардов так не окликают, но надо было задержать его, чтобы охота не кончилось так быстро. Кот, однако, рассуждал иначе. Когда Вася двинулся следом, этот «леопард» перешел на крупную рысь и помчался к свежей бетонной полоске. Пересек ее по диагонали. На бегу брезгливо тряхнул лапами и скрылся за дощатой будкой, пристроенной к павильону.
Когда Вася подбежал к фундаменту, он увидел на загустевшем бетоне отчетливые следы растопыренных лап.
«Ну вот, — сразу подумал Вася. — Это на целую вечность». Потому что крепкий домина простоит наверно лет сто или двести, бетон сохранится столько же. И кота давным-давно не станет на свете, а следы будут все такие же…
Задумчивая грусть мягко щекотнула Васю, прогнала прежнюю веселость. Он оглянулся — нет ли кого поблизости? — сдернул с левой ноги кроссовку и носок и осторожно вдавил ступню в сырой мягкий бетон, рядом с дощатым поребриком. Зачем? Он и сам не мог объяснить. «И меня уже не будет, а след сохранится…»
Вася постоял с минуту, глядя на отпечаток с круглой пяткой и слегка оттопыренным большим пальцем. Особой печали он не чувствовал, но задумчивость не уходила. Потом Васе показалось, что сзади зашуршали сухие стебли. Он быстро обернулся. Никого не было.
Вася торопливо натянул носок и башмак и заспешил на Луговую улицу — самая короткая дорога к школе. Наверно, уже пора… На перекрестке Луговой и Савельевской Вася глянул на большие часы над аптекой. Какое там «пора»! Уже «сверхпора»! Вот это поохотился!
До школы оставался квартал, но времени уже — ни полминутки. Вася помчался. Царапины на ногах зудели, но некогда было почесаться.
Лестница
Он опоздал. По часам в школьном коридоре было видно, что уроки начались две минуты назад. Ну ладно, Полина Аркадьевна скажет «больше не опаздывай», только и всего. Вася сдернул панаму, сунул ее под погон и бросился к лестнице.
— Стоп, козявка! — на нижних ступенях возник дежурный. Здоровый такой парень из девятого или десятого. Лицо его было похоже на свежий каравай с проткнутыми пальцем дырками. — Куда это ты, такой красавчик?
— Пусти!
«Каравай» не пустил. Для того дежурные и поставлены (и даже специально освобождены от уроков), чтобы разбираться с нарушителями.
— Как твоя фамилия?
Подумаешь, испугал! Пусть записывает!
— Перепёлкин моя фамилия, из второго «А». Пусти!
— Ну какой же ты Пере-пёлкин? Ты еще не «пере…», а «недо…» Недо-пёлкин, — снисходительно разъяснил «Каравай».
— Сам такой, — сказал Вася. Потому что понимал: драться здесь этот тип не посмеет. Пусть попробует, Вася такой крик поднимет — все школа сбежится!
