— Выгнали?
Он не удивился. Кивнул. Глянул светло-карими глазами — вокруг них была тень.
— За то, что без формы?
Он был не в синем жилетике, как положено ученикам начальных классов, а в клетчатой рубашке и в джинсовом комбинезоне с блестящими пряжками на лямках.
— Нет, на это она смотрит сквозь пальцы… Из-за калькулятора.
— Какого калькулятора? Ты в каком классе-то?
— Во втором Б.
— И вас уже учат на калькуляторах?
— Да. Она сказала, что будет экск… эксперимент. И велела, чтобы все купили. А мне родители покупать не стали…
— А при чем здесь ты? Объяснялась бы с родителями.
— А она со мной… Говорит: пока не будет калькулятора, на математику не пущу.
— Тебя как зовут?
— Толя Морозкин, — вздохнул он. Словно виноват был, что он — именно Толя Морозкин.
“Толя-Толик… — прыгнуло у меня в голове, будто с мелькнувшей улыбкой. — Толик-Томик. Томчик…”
Потому что он был похож на Стасика Галушкина, который в лагере у меня был Томом Берингом. Не внешностью похож, а манерой говорить, смотреть. Хотя и внешностью, пожалуй, — тоже большеглазый и с тонкой, как стебель одуванчика, шеей. А льняные невесомые волосы — как у Юрика Сенцова…
— А вас как зовут? — вдруг спросил Томчик… ой, то есть Толик.
— Женя… С чего это ты говоришь мне “вы”?
— Ну… вы ведь большая.
— Не большая, а длинная. В седьмом классе учусь. Значит, старше тебя всего на пять лет.
— А вас… тебя тоже выгнали? — спросил Толик с осторожным придыханием.
— Тоже. Я вздрючила одного типа, которые лез к тем, кто слабее.
Я вовсе не хвасталась. Просто, когда что-то объясняешь младшим, лучше всего говорить правду.
— И что теперь будет?
— С кем?
— С вами… с тобой.
— Со мной абсолютно ничего. А вот что с тобой делать?.. Пойдем-ка к завучу.
Он перепуганно соскочил с подоконника.
— Не-е…
— Почему “не”? Надо же как-то решать это дело! Или так и будешь прогуливать математику?
— Мама, наверно, купит… Это отец не хотел, сказал: “Что за глупости! Эк… ксперименты во втором классе! Если надо, пусть покупает сама…”
— Правильно сказал. Но пока не купили, не болтаться же в коридоре! Идем…
— Попадет…
— Тебе не попадет, потому что ты со мной. А мне не попадет, потому что я заступаюсь не за себя…
Вообще-то я не была уверена в справедливом исходе этого дела. Потому что завучи — отнюдь не лучшие друзья школьников. Завучами пугают учеников с первого класса. К завучам водят провинившихся. Завучи на переменах ловят тех, кто бегает по коридорам, орут на них и ставят к стенке. У нас раньше была одна, ходила по школе с мегафоном на груди и вопила на ребят через этот электронный рупор. Потом, к счастью, уволилась, перешла на работу в гороно… Завучи вписывают в расписание всякие “обязательные факультативы”, от которых пухнет голова (и попробуй поспорь!)
Илья говорил, что хорошие люди в завучи не идут, потому что должность такая. Здесь нужны особые характеры. Два года назад мы ехали с Ильей в трамвае из парка и с нами был еще Толик Гаевский, и вот к этому Толику привязалась полная дама: почему он не уступает ей, взрослому человеку, место. А по соседству свободных сидений было сколько хочешь, сделай только шаг. Толик даме так и сказал. А она принялась голосить на весь вагон, словно ее обокрали. И тогда Илья посоветовал:
— Толик, уступи, не связывайся. Это наверняка завуч.
Дама взвилась пуще прежнего:
— А что?.. Что? По-твоему, “завуч” это оскорбление?
— Вовсе нет, — разъяснил вежливый Илья (тогда еще девятиклассник). — Это термин. “Завуч” — это социально-писхологический стереотип, в основе которого лежит патологическая ненависть к детям.
Дама, плюхнувшаяся на уступленное место, захлопала губами, обдумывая сложную формулу. И больше ничего не выговорила…
И вот теперь мы шли к завучу. К незнакомому. Потому что она появилась в нашей школе только в начале этого учебного года. На двери кабинета была табличка:
Завуч начальных классов
Сидорова Ольга Сергеевна
Я постучала и сразу испугалась: вдруг ее там нет? Может, на уроке! Тогда что? Но сразу откликнулся голос:
— Да, пожалуйста…
Я открыла дверь и подтолкнула Толика.
Ольга Сергеевна Сидорова сидела за столом боком к двери, ее хорошо освещало яркое (летнее еще) солнце. И видно было, что завуч немолода, с сединой. Лицо, пожалуй, чересчур утомленное, но ничего, не сердитое. По крайней мере, на первый взгляд.
Я сразу приступила к делу:
— Здравствуйте. Вот этого Толика Морозкина, из второго Б, учительница выставила с урока, потому что у него нет калькулятора. У них там математический эксперимент, а ему калькулятор не купили. Не авторучка ведь, денег стоит…
— Вы подойдите поближе, — попросила Ольга Сергеевна. И мы сделали несколько шагов к столу.
— Значит, Толик Морозкин? — переспросила она. Тот опустил голову, виновато затоптался ногами в широких джинсовых штанинах с отворотами. Часто задышал.
— Разве он в чем-то виноват? — сказала я.
Завуч перевела на меня глаза.
— А ты его сестра?
— Я? С какой стати!.. То есть нет. Мы только что познакомились в коридоре.
“Сейчас скажет: хорошее место для знакомства”. Она сказала:
— Второй Б, да? Учительница Алла Мефодьевна?
Толик кивнул.
Ольга Сергеевна как-то по-домашнему почесала ногтем висок и седого завитка. Посмотрела на Толика, на меня. Выдвинула ящик стола…
— Вот возьми, Толик… — Это был плоский черный калькулятор с белыми кнопками. — Батарейки, кажется, новые.
Толик поднял лицо и моргал.
— Бери, бери…
— Спасибо…
— Алле Мефодьевне скажи… хотя подожди, отдашь записку. — Она вырвала из блокнота-ежедневника листок и с минуту что-то писала старомодной перьевой авторучкой (как мне хотелось бы знать: что?). Протянула Толику свернутый листок. — Ну, ступай.
— До свиданья, — растерянно сказал он и взглянул на меня. Я повернула его за плечо к двери. Тоже сказала “до свиданья”. Мы шагнули к двери.
— А ты, девочка, останься, пожалуйста.
Ну, прямо “а вас, Штирлиц, я прошу остаться”!
Я шепотом сказала Толику: “Если что , найдешь меня в седьмом А”. И подтолкнула к выходу. Он, однако не пошел. Обернулся с калькулятором на ладони.
