— Наш, — буркнула я.
— Ну да… Но с Евгенией они подвинуты на одном интересе. На кораблях. Сидят вечерами и отрешенно погружаются в мир чайных клиперов…
— Язык мой — враг мой…
— А что? Разве это секрет? — Лючка театрально распахнула подкрашенные ресницы.
— Я тоже интересовался парусами, — вдруг признался Стаканчик. — Этим летом пошел в клуб “Паруса надежды”, про него в Новостях” показывали. Нашивки у них с якорями, черные пилотки. На шлюпке под разрезным фоком ходят, здорово так. Пришел, записали сразу. И пилотку дали. Только нашивку сразу не дали, потому что сперва кандидат. Стали заниматься, морские узлы учить. Это легко, я многие и раньше знал. И кое-что про такелаж и рангоут… Сначала понравилось, потому что ребята там как дружный экипаж, никого не дразнят, помогают, если надо… Дисциплина, конечно, но в морском деле так и надо, наверно… Зато по вечерам песни под гитару, все вместе сидят так, плечом к плечу…
— А потом что-то не так? — догадалась я.
— Потом… неделя прошла, а на пристани ни разу не были. Шлюпок я не видел. Каждый день узлы, устав да маршировка с деревянными автоматами. Если кто ошибся или отвлекается — десяток отжиманий перед строем. Мне, правда, не пришлось, но как-то все одно и то же… Я одного старшеклассника, он “юнг-капитан” называется, спросил: когда же под паруса? Тот будто даже удивился: “Не знаешь разве, что сперва нужна внутренняя настройка личности? Воспитание характера”. Я говорю: “А под парусами разве нельзя?” А он: “Главная задача моряка — не паруса, а защита отечества. Не слыхал?” Я опять спрашиваю: “А от кого защита?” Он даже глаза вытаращил: “Ты на какой планете живешь? Не знаешь об угрозе? О террористах, которые захватывают заложников?” — “Знаю, — говорю, — но как против них с деревянными автоматами?” — “С деревянными, — говорит он, — это сначала, а потом с настоящими…” — “Ну, это потом… а сейчас-то что? Паруса-то когда? Ведь морской клуб…” — “Не морской, а морскойвоенно -патриотический…” — “А чтобы просто морской, так не бывает?” Этот юнг-капитан усмехнулся и говорит: “Спроси, кандидат, у инструктора…”
— Ну и спросил? — с опаской поинтересовалась я.
— Там есть такой, взрослый уже, зовут капитан-инструктор Каницкий. В фуражке, в кителе. Я подошел после строевой подготовки, говорю: “Простите, можно спросить?” А он в ответ: “Вы, кандидат, обращаетесь не по уставу. Следует так: “Товарищ капитан-инструктор, разрешите задать вопрос”. Я повернулся и пошел. А он вслед: “Остановись”. Я обернулся: “Что?” — “Ты хотел задать вопрос!” — “Я раздумал.” — “Нет уж говори, раз начал”. — “Не хочу”. И тогда он встал навытяжку и рубит, как команду перед строем: “За пререкание с инструктором — пятнадцать отжиманий! Приступай!” Ребята кругом стоят. Я говорю: “Еще чего…” А он: “Хочешь вылететь из клуба?” Я снял пилотку, положил на спортивное бревно и пошел… Вот и все.
Мы минуты две шли молча. Стаканчик вдруг поддал ногой сумку, которую нес у земли, на длинном ремне, сказал со вздохом:
— А песни у них хорошие. Особенно одна, старая: “Прощайте, Скалистые горы…”
Осенние дни
1
Наш географ Дмитрий Витальевич любил свою науку. И хотел, чтобы ее любили другие. Когда он рассказывал о могучих силах природы, голос его порой начинал звенеть, как у поэта, который читает свои заветные стихи… Был Дмитрий Витальевич еще не старый, лет тридцати, и случалось, что в нем проскальзывало что-то студенческое, как у молодого практиканта (или даже как у Ильи). Никогда ни на кого он не кричал, на лоботрясов не обижался. Только говорил, если шумели чересчур:
— Господа, кому не интересна география, сидите и размышляйте об иных высоких материях, только не мешайте. В конце концов для минимума знаний вам хватит и учебника…
Однажды он примерно так сказал и Булю:
— Дорогой Булыскин. Я не настаиваю, чтобы ты уделял мне свое благосклонное внимание. Только сиди спокойно, не дергай и не толкай соседей. Хочешь, я дам тебе книжку про шпионов? Бери пример с Дубова. Наука о материках и океанах вне сферы его интересов, но он не портит жизнь другим и мирно читает под партой детектив… Кстати, Дубов, не мучайся, положи его на парту. У меня нет привычки конфисковывать чужие книги. Даже такого сорта…
Конечно Буль ответил:
— А чё я…
— Булыскину не нужна книга, — сообщила Люка (она сидит рядом со мной). У него уже есть. “Курочка Ряба”.
— Да, — протянуло за язык и меня. — Больше не надо. Процесс чтения для Буля это как таскание мешков на мельнице. Два абзаца в учебнике — предел. И то раз в неделю.
— Ну, Лосиха, — обещающе выговорил Буль.
Тут вежливо вмешался с предпоследней парты Стаканчик:
— Зачем смеетесь над человеком? Это не вина его, а беда…
— Ну, Стакан… — пообещал Синий Буль.
Но Стаканчик уже не боялся Буля. Тот приставать больше не решался. Может, думал, что у Стаканчика есть в запасе еще кой-какие приемы. Никакой Гриша Капелька на нашем горизонте тоже не появлялся, возможно, это грозное имя Буль приплел просто так…
Дмитрий Витальевич терпеливо выслушал наш диалог и посоветовал:
— Тогда, Булыскин, просто смотри в окно на золотую осень. Созерцание тоже облагораживает душу. И предупреждаю честно: в четверг я спрошу тебя по нынешней теме, несколько абзацев в учебнике советую осилить…
Но в четверг Дмитрий Витальевич никого не спрашивал. Он пошел с нами на экскурсию. Специально выбил для этого целый учебный день, попросил нашу завуч Инну Семеновну отменить все уроки. Признался нам, что у нее это не вызвало восторга, но, с другой стороны, куда деваться? Такие экскурсии положены по программе.
— А кто не хочет, может не ходить, — сообщил он. — Только прошу тогда прочитать в “Географии” соответствующие страницы…
Оказалось, что хотят все, кроме Мартика, у которого болело горло. Даже Буль и Пень пошли, хотя по логике вещей должны были обидеться за вчерашнее.
Мы отправились на Степанов камень. Это семь километров от последней трамвайной остановки у поселка Соткино. Место, известное всем туристам и порядком затоптанное, но все же довольно красивое. Особенно, когда кругом октябрьская желтизна. Были там несколько острых скал, торчащих над березняком, а среди них — синее озерцо.
Дмитрий Витальевич сказал, что в давние годы, будучи школьником, он тоже ходил сюда на экскурсии.
— Так что вы, господа, оказались здесь в силу давней традиции…
Затем он стал рассказывать нам про бегущие низко облака (за которыми поблескивало солнце), показывать каменные слои на скальных обрывах и говорить о древности планеты. И о том, что наша цивилизация на фоне этой древности — единый миг. От нынешних людей, мол, зависит, не исчезнет ли она без следа, как все предыдущие.
— Имейте это ввиду, уважаемые коллеги, и старайтесь.
