Вдруг все-таки есть? Что, если в оставленной квартире поселился косматый и рыжий от ржавчины железнодорожный гном — из тех, которые обитают под насыпями и в старых вагонах на запасных путях?.. Мне в голову иногда “впрыгивали” такие вот стремительные сказки. В самые неожиданные моменты. И я тут же явно представила, как длиннобородое низенькое существо в колпаке с кряхтеньем выбирается из кладовки, ковыляет к окну. Берет трубку. “Алло…”
— Алло! Извините, что я не сразу подошла. Звонок тихий, а я на кухне…
Я чуть не упала с табурета.
Голос был женский. Я словно увидела пожилую, похожую на библиотекаршу Анну Григорьевну, тетеньку.
— П… простите… я, кажется ошиблась. То есть набрала случайно… Это двадцать три, семьдесят один, одиннадцать?
— Совершенно верно, вы не ошиблись. Но вы, очевидно, хотели поговорить с прежними жильцами? Они переехали, и я , к сожалению…
— Нет-нет, — я отчего-то глупо заторопилась. — Я не хотела! То есть… я сама прежний жилец. Я по привычке набрала номер, и вдруг… Я не думала, что кто-то ответит… А вы там… ремонтируете, да?
— Нет, я здесь живу. Мы переехали буквально два дня назад… Меня зовут Людмила Георгиевна. Простите, а вас?
— А меня Женя. И можно не говорить мне “вы”, мне тринадцатый год, — сказала я, потому что ощутила неожиданную симпатию к незнакомой Людмиле Георгиевне. Хотя, казалось бы, надо ощущать обратное! Ведь, судя по всему, милицейско-жилищные начальники вытряхнули нас из прежней квартиры, чтобы отдать ее этим вот новым жильцам! А разговоры о ремонте были только прикрытием!
Я не удержалась:
— Нас заставили съехать, потому что якобы ожидался ремонт. — В это “якобы” я вложила некоторую иронию.
— Женечка, вы правы! — Она продолжала говорить мне “вы”. — Но случилось много неожиданностей. В милицейском ЖКО не нашлось денег, и оно очень быстро переправило дом в ведение городского хозяйства. А в нашей старой квартире случилась беда, рухнул потолок, и нам срочно выделили вот эту жилплощадь. В аварийном порядке… Я чувствую себя крайне неловко. Получается, что мы стали невольной причиной вашего выселения…
— Что вы! У нас-то все в порядке. А вот вам придется, наверно, повозиться с ремонтом, квартира старая, — посочувствовала я…
— Боюсь, что придется. Сын уже начал хлопотать… Но все же это лучше, чем было прежде… Женечка, я могу быть вам чем-то полезна?
“Не обижайте ржавого гнома, который живет в кладовке”, — чуть не брякнула я.
— Людмила Георгиевна… могут прийти какие-нибудь письма. Вообще-то мы сделали заявку о смене адреса, но вдруг на почте забудут… Можно, я иногда буду звонить вам?
— Разумеется! Но… очень хорошо, что вы позвонили сегодня. Завтра у нас сменят номер. Этот-то ведомственный, его снимают, а мы переносим сюда свой, старый. Запишите, пожалуйста: девятнадцать, ноль три, ноль два…
— Спасибо! Я запомнила…
— И, если не трудно, оставьте свой номер. На всякий случай.
Я продиктовала. Мы очень мило попрощались, и я в течение недели наивно ждала: вдруг Людмила Георгиевна позвонит и скажет, что пришло письмо. Уже кончились каникулы, а звонка не было. И письма не было. Я не выдержала и позвонила на прежнюю квартиру снова.
Ответила не Людмила Георгиевна. Голос был недовольный, сиплый и явно мальчишкин:
— Квартира Карцевых…
— А… с Людмилой Георгиевной можно поговорить?
— Бабушки нет, она в аптеку пошла… Передать ей что-то?
— Я… дело в том, что я Женя Мезенцева. Которая раньше жила там, у вас. Я хотела узнать, нет ли письма…
— А! Понял… Письма нет. Мы бы сразу позвонили…
— Жаль. Ну ладно… — Оставалось сказать “пока” и положить трубку. Мальчишка все так же сипло проговорил:
— Женя, подожди… у меня вопрос. Меня зовут Игорь. И я нашел в кладовке, в щели под плинтусом гномика.
Я заморгала:
— Ка… кого гномика?
— Крохотного. Ну вроде тех, что бывают в киндер-сюрпризах. Наверно, это твой. Он тебе нужен?
Я не помнила никакого гномика (кроме того, что придумала в недавней сказке). Илья в юные годы, кажется собирал коллекцию игрушек из шоколадных подарочных яиц, но потом растерял, а я этим делом никогда не интересовалась.
— Игорь, пусть он живет, где жил. Может быть, это домовой, который притворился гномиком. Его переселять нельзя.
Игорь отнесся с пониманием.
— Ладно. Я его устрою поудобнее… А ты в каком классе?
— В седьмом.
— А я в шестом… Мне еще только одиннадцать…
— Дело поправимое, — утешила я. И спросила: — У тебя что, горло болит?
— Ага, — с удовольствием сказал он. — Оно не сильно болит, только припухло. Зато можно в школу не ходить, продолжение каникул.
— Повезло…
— Ага, — опять сказал он. — Только бабушка ворчит, если я спускаю ноги с кровати. Ей кажется, что из щелей дует…
И тогда я вспомнила:
— Игорь! Вы ведь будете делать ремонт?
— Наверно, придется. Ближе к весне.
— Если станете перестилать полы, посмотри, пожалуйста, в маленькой комнате: там под половицами должна быть монетка с корабликом. Желтая, тяжеленькая такая, выпущена на острове Джерси. Вот ее мне очень-очень хотелось бы обратно… Понимаешь, улетела в щель…
— Ладно, я посмотрю.
— Ну, лечись…
— Ага… до свиданья.
Я посидела рядом с телефоном. Хмыкнула: надо же, гномик… А может, не случайно? Может, счастливая примета?
Аппарат затрезвонил — как-то резко, нетерпеливо. Я вздрогнула, схватила трубку.
— Квартира Мезенцевых?
— Да!
— Семьдесят второе, почтовое. Письмо для вас, только странное какое-то. Очень приблизительный адрес, решили уточнить. Евгения Мезенцева — это у вас?
— Да! Да, это я!
— Письмо из Яхтинска…
— Да! Это мне!
— Значит, пересылаем?
— Да!.. То есть нет! Можно, я приду сама?! Прямо сейчас!
— Можно. Так оно быстрее будет. Поторопись только, мы сегодня до пяти, суббота. Успеешь?
— Да! Обязательно!
3
На часах было пять минут пятого. Я прикинула — если повезет с трамваем, доберусь за полчаса.
Наша новая квартира — в районе, который называется “Парковый”, потому что в этих же краях расположен Центральный городской парк. До школы добираться стало гораздо дальше, однако ближе до Лоськи и до Томчика. Гудки тепловозов здесь были не слышны, я по ним даже скучала. Зато — своя комната. Я об этом раньше и мечтать не смела. И дом хороший, девятиэтажный. Мы — на третьем этаже, как и прежде. Но здесь, если лень топать по ступеням, можно на лифте…
