Огород, который был при доме Ступовых, спускался к самой реке. Раньше можно было подняться к дому по пологому склону, между грядок. А теперь…
Теперь мы увидели, что нельзя. Дома не было. Была громадная груда бревен, досок и кровельного железа. Причем сдвинутая почти к самой воде. Позади груды рычал и чихал бульдозер. Он, кажется, пытался давить на развалины, чтобы совсем их столкнуть в реку. Другой бульдозер стоял выше по склону, у его гусеницы возился дядька в замызганном камуфляже.
В общем-то ничего неожиданного мы не увидели. Это должно было случиться. И все же стало горько. И потому, что не успели, вообще…
Мы стороной обошли развалины и скрежещущий бульдозер. Поднялись мимо поваленного забора — туда, где стоял другой бульдозер. Встали от него неподалеку.
— Все-таки я сниму, — виновато сказал Стаканчик. — То, что осталось. И давайте вас на фоне… этого…
Мы послушно встали шеренгой. Летний день уже не радовал. Пахло старым деревом и развороченной землей. Уйти бы скорее…
Стаканчик щелкнул раз, другой. Потом встал на мое место, а я взяла аппарат… Я тоже успела нажать два раза, и в этот момент раздался громкий рык:
— Чё тут крутитесь, паразиты! Делать не хрена?
Это дядька, что возился у гусеницы, теперь распрямился и глядел на нас волком.
— Вам-то что! — взъелся в ответ Лоська и выпятил грудь с красным кораблем.
— Ты поговори, сопля зеленая!
Воспитанный Стаканчик порозовел и сказал:
— Мы снимаем остатки дома, в котором жили наши друзья. Разве мы вам мешаем?
— Мешаете! Пошли на…
— Хам какой, — произнесла Люка тоном Олимпиады Андриановны. И добавила заботливо: — Томчик, не слушай дядю…
— Щас уши оборву, щенки!
— Оборвал один такой, — сказала я, холодея щеками. — И пришил себе… — Посмотрела на Томчика, сдержалась.
Дядька подбросил в руке разводной ключ, качнулся было к нам, но раздумал. Понял, видимо, что не догонит. А если догонит — не справится.
Из-за бульдозера вышел еще один мужик — более опрятного вида, в пиджаке. “Прораб”, — почему-то подумала я.
— Саня, ты чего шумишь?
— Шляются тут! — гаркнул опять расхристаный камуфляжный Саня.
Прораб мельком глянул на нас.
— Да ладно тебе. К машине-то не лезут…
— Наглые больно…
— Идем. Вон у ребят все готово, — сказал Прораб. “Ребята” с нижнего бульдозера выключили мотор и, видимо, собирались перекусить. Накрыли газетами ящик, расставили на нем банки, кружки и термоса, приглашающе смотрели вверх. Саня и Прораб пошли к ним по тропинке среди цветущих одуванчиков.
Люка вдруг сказала вслед:
— Вы мусором всю реку завалите. А кто будет чистить?
Прораб посмотрел через плечо.
— Чистить, девочка, это не наша забота. Это проблемы другой фирмы.
— Вот так ваши фирмы и загадили всю страну, — вежливо заметил Стаканчик.
— И правда наглые, — сказал Прораб Сане. — Ладно, пошли…
Мы тоже пошли — вверх по переулку. Стаканчик решил снять развалины издалека, чтобы в кадре оказался окружающий пейзаж со старинным заводом.
— А я вот что нашел. Там, внизу, — сказал Лоська. На ладони он держал серого фаянсового зайчонка с прижатыми ушами и розовым носом.
— Какой миленький, — восхитилась Люка. — Ну вот, будет у тебя, Лосик, еще одна память о старом доме.
Лоська вскинул глаза.
— Это же нельзя. Вдруг это их любимая вещь и потерялась случайно…
— Ну, тогда зайдем, спросим, — решила я. — Мы же обещали навестить.
Стаканчик сделал пару снимков с верхней точки, и мы двинулись обратно, к реке.
— Смотрите! — очень звонко крикнул Томчик. Замер с выброшенной вперед рукой.
До оставленного вредным Саней бульдозера было теперь около сотни шагов. И… делалось все больше. Потому что махина медленно двигался вниз. С коварной бесшумностью (так, про крайней мере казалось). И прямо на тех, обедающих. Они сидели к бульдозеру кто спиной, кто боком — не видели, не слышали…
Мы завопили наперебой. Каждый свое: “Эй вы там!.. Берегитесь!.. Бульдозер прет!.. Да оглянитесь, идиоты!” Потому что бежать предупреждать было поздно.
Они не оглядывались. То ли не слышали (может, приняли уже про стопке), то ли решили, что мы их дразним издалека и гордо игнорировали.
— Да смотрите же, раздавит вас!! — надсадно орала я.
Только Томчик теперь ничего не кричал. Он застыл, расставив ноги и растопырив колючие локти. Потом он вздрогнул. Изогнулся и, разрывая карман, выдернул револьвер, вскинул ствол.
Грохнуло трижды. Трижды вылетело из дула бледно-желтое пламя и синий дым.
Люди у ящика вскочили. Кажется, они ругались, но мы не слышали из-за звона в ушах. Саня на скрюченных ногах кинулся навстречу бульдозеру, вскочил в машину. Наверно, он там отчаянно дергал рычаги. Машина не слушалась. Она деловито раздавила ящик, затем рядом с другим бульдозером уткнулась в груду бревен и наконец заглохла.
— Вот так… — меланхолично подвел итог Стаканчик.
— А говорил, что без патронов, — сказал Томчику Лоська с ноткой восхищения.
— Раньше был без патронов. А сегодня я решил взять… и вот…
— Пошли отсюда, — распорядилась Люка. — А то мужики решат, будто этот наша диверсия.
— У меня вон как разодралось… — прошептал Томчик. Стволом он шевелил у кармана распоротый шов.
— Ух ты… ничего, зашьем, — утешила Люка. — Ник, у тебя всё с собой?.. Пошли, вон там лавочка.
Выше по переулку, у калитки в заборе, была скамеечка. Мы подошли к ней. Стаканчик похлопал по своей многокарманной безрукавке, достал спичечный коробок, в котором оказалась иголка и несколько плоских мотков ниток. Вот такой он, Стаканчик — всегда носит с собой массу полезных вещей. Нравится ему жить, как в дальней экспедиции…
Стало ясно, что одним зашиванием не обойтись. Дергая наружу револьвер, Томчик острой мушкой разодрал на бедре кожу. Яркая, с кровяными каплями царапина тянулась вверх от колена.
Люка дернула на Томчике лямку.
— Снимай. Зашивать надо изнутри Не стесняйся, посторонних не видать, а мы все свои. Пока тебя лечат, я починю.
Томчик не упрямился, скинул свой куцый комбинезончик. Оставшись в апельсиновых трусиках, он опасливо смотрел, как Стаканчик извлекает из кармана моток бинта и пузырек с зеленкой.
— Потерпи, Томчик, — шепнула я. И принялась за дело. Мне было не привыкать. В прошлом году, в “Отраде”, сколько царапин и ссадин пришлось замазывать и бинтовать на малышах…
